, который потребовал свою долю. Об этом многое могли бы рассказать крестьяне эпохи разложения европейского и японского феодализма, которым так увеличивали оброк, что доводили их до полной нищеты, которых сгоняли с земель, как в Англии, которых порабощали, как в России; немало порассказали бы и крестьяне, жившие при азиатском строе в периоды его упадка.
Основываясь на приведенной выше цитате из «Капитала», официальные знатоки марксизма в СССР определяли эксплуатацию человека человеком как «безвозмездное присвоение собственниками (в словаре „Политическая экономия“ — классом собственников — В. Б.) средств производства продуктов прибавочного, а иногда и части необходимого труда непосредственных производителей»>52. (Добавим, что случается и обратное: непосредственному производителю достается не только необходимый, но и часть прибавочного продукта. Так, например, обстоят дела у привилегированной прослойки пролетариата — «рабочей верхушки», имеющейся не только в высокоразвитых, но и в средне- и слаборазвитых капстранах.) Хорошее было определение для своего времени, хотя и грубоватое: например, в нем не учитывались такие, частенько бывающие важными, случаи, когда одни эксплуататоры эксплуатируют других или когда эксплуатируемые выступают в роли эксплуататоров. Или еще: термин присвоение может заставить забыть о том, что в ряде случаев прибавочный продукт не изымается эксплуататором из частной-по отношению к нему-собственности эксплуатируемого, но изначально принадлежит эксплуататору (хотя в этом продукте есть лишь малая доля труда эксплуататора либо ее нет вовсе). В любом случае после того, как была открыта концепция трех типов отношений собственности и управления, лучше пользоваться тем определением эксплуатации, которое мы дали тремя абзацами выше.
Разбойники и мошенники тоже относятся к эксплуататорам>53, поскольку и они авторитарно управляют распределением, при этом безвозмездно присваивая продукт труда других людей безотносительно к тому, сколько труда они сами вложили в приумножение общественного богатства. Поэтому зря менеджеры капиталистических производственных предприятий (а также начальники-производственники в государствах типа СССР) обижаются, когда их обвиняют в грабеже трудящихся масс: сколько бы они ни делали полезной для общества работы, все равно в сравнении их с бандитами будет скрыта глубокая экономическая истина, не зависящая от какого бы то ни было морализирования. Они не были бы эксплуататорами, а значит, объективно не имели бы ничего общего с грабителями, если бы были руководителями в коллективистском обществе — в таком обществе, где деятельность руководителей постоянно и полно контролировалась бы их подчиненными, могущими заменить своих прежних лидеров новыми в любой момент. Однако подавляющее большинство эксплуататоров почему-то не хочет быть такими руководителями, хотя в коллективистском обществе им жилось бы гораздо спокойнее, чем теперь: