Дружба — это один разум в двух телах.
Мэн-цзы
Шарлотта швырнула лист бумаги на стол с гневным восклицанием.
— Алоизиус Старкуэзер самый упрямый, лицемерный, упертый дегенеративный… — Она замолчала, явно борясь, чтобы взять свою вспыльчивость под контроль. Тесса никогда не видела, чтобы рот Шарлотты был так решительно сжат.
— Нужен тезаурус? — спросил Уилл. Он растянулся в одном из кресел с высокой спинкой рядом с камином в гостиной, его ботинки лежали на пуфике. Они были облеплены грязью, а теперь так же и пуфик. Обычно Шарлотта призвала бы его к ответу за это, но письмо от Алоизиуса, которое она получила этим утром, и которое она позвала их всех в гостиную обсудить, казалось, поглотило все ее внимание. — У тебя, кажется, заканчиваются слова.
— А он и правда, дегенеративный? — ровно спросил Джем из глубины своего кресла. — Я имею в виду, старому чудаку почти девяносто, а это, несомненно, настоящее отклонение.
— Я не знаю, — сказал Уилл. — Ты был бы удивлен тем, что вытворяют некоторые старики в Таверне Дьявола.
— Любой, кого ты знаешь, не сможет вытворить ничего такого, чтобы это удивило нас, Уилл, — сказала Джессамин, которая лежала на кушетке с влажной тряпкой на лбу. Она все еще не оправилась от своей головной боли.
— Дорогая, — с тревогой сказал Генри, обойдя вокруг стола и направившись туда, где видела его жена, — с тобой все хорошо? Ты выглядишь немного… пятнистой.
Он не был неправ. Красные пятна гнева вспыхнули на лице и шее Шарлотты.
— Я думаю, это очаровательно, — сказал Уилл. — Я слышал, что горошек последнее писк моды в этом сезоне.
Генри с тревогой погладил плечо Шарлотты.
— Может быть холодную тряпку? Чем я могу тебе помочь?
— Ты можешь поехать в Йоркшир и отрубить голову этому старому козлу. — Голос Шарлотты был бунтарским.
— А это не создаст некоторых неудобств с Конклавом? — спросил Генри. — В целом они не очень восприимчивы к, ну ты знаешь, обезглавливаниям и прочим вещам.
— О, — сказала Шарлотта в отчаянии. — Это все моя вина, не так ли? Я не знаю, почему думала, что я смогу расположить его к себе. Мужской кошмар.
— Что он точно тебе сказал? — сказал Уилл. — В письме, я имею ввиду.
— Он отказывается видеть меня или Генри, — сказала Шарлотта. — Он говорит, что никогда не простит мою семью за то, что сделал мой отец. Мой отец… — Она вздохнула. — Он был сложным человеком. Абсолютно преданный букве Закона, а Старкуэзеры всегда интерпретировали Закон более свободно. Мой отец думал, что они жили как попало там, на севере, как дикари, и он не стеснялся говорить так. Я не знаю, что еще он сделал, но, кажется, еще и оскорбил лично старого Старкуэзера. Не говоря уже о том, что он также сказал, что, если бы я действительно заботилась о том, что он думает обо всем об этом, я бы пригласила его на последнее заседание Совета. Как будто я отвечаю за такие вещи!