Машина подъехала к Линкольн-плейс. Харольд спросил:
— Что ты собираешься сказать Эстел?
— Тебе не кажется, что лучше сказать ей все как есть?
— Но ты же говоришь, что сам до конца не уверен.
— Но хотя бы это я могу ей сказать?
— Не стесняйся, Луис, — отшутился Харольд, — смелей трезвонь на весь Бруклин о бессилии медицины!
Однако когда Луис подъехал к дому, Харольд повернулся к нему и твердо объявил:
— Но нет никаких оснований пугать детей.
— Согласен, Харольд. Не стоит их дополнительно нагружать, им хватает того, что они растут. Но я бы хотел, чтобы ты отнесся к этому серьезно. И не забудь, что я тебе говорил!
Барни постарался напустить на себя беспечный вид.
По дороге в школу в понедельник утром он оторвал голову от учебника химии и как можно небрежнее спросил (эту интонацию он долго отрабатывал):
— И как у тебя с Джеем Аксельродом? Собираешься дойти до конца?
— Не твое дело! — огрызнулась Лора.
— Значит, да.
— Ничего подобного! Это значит только, что это тебя не касается. А кстати, почему ты спрашиваешь?
— Ну… — неуверенно начал он, — кое-кто из ребят в команде говорит…
— В вашей баскетбольной команде? Да эти сексуально озабоченные болваны, кроме статуй в Бруклинском музее, ни одной голой женщины не видели!
— Во-во, — рассмеялся Барни. — Иногда они делают из мухи слона, правда?
— И не только они, Ливингстон. Я слышала, ты тоже болтаешь на всю школу, что трахался с тремя девчонками из группы поддержки. Это правда?
— Чистейшая правда, Кастельяно.
— То есть ты с ними трахался?
— Нет, я этим хвастался. Каюсь.
* * *
На самом деле Барни уверенно продвигался по пути к полному сексуальному удовлетворению. Уже на втором свидании Мэнди Шерман разрешила ему прощальный поцелуй. А на третьем, когда они обнимались в последнем ряду кинотеатра «Савой», позволила ему запустить руку себе под свитер.
«Господи, — подумал Барни, волнуясь и труся одновременно, — оно вот-вот случится. В следующий раз надо быть во всеоружии».
Но как? Не мог же он запросто явиться в аптеку к мистеру Ловенстайну на Ностренд-авеню и попросить пачку презервативов. Тот наверняка расскажет родителям, а хуже всего — поднимет его на смех. Нет, надо сделать это как-то потоньше. И на чужой территории.
И вот в субботу, когда они с Уорреном отправились в центр Бруклина в кино, он всю дорогу искал глазами какую-нибудь большую аптеку. Такую, где можно затеряться.
Уоррен с изумлением наблюдал, как брат без всякой видимой причины прохаживается взад-вперед по Фултон-стрит. Но обсуждать действия своего кумира было не в его правилах.
Уже перед самыми стеклянными дверьми аптеки Барни вдруг остановился: