Головной батальон попытался выполнить приказ, был встречен плотным прицельным огнем шестиствольных минометов, а уже на самом берегу крупнокалиберными пулеметами. Они били из кустарника на немецкой стороне, щедро и без опаски: когда еще русские подтянут артиллерию, чтобы их подавить!.. Светящиеся веера то здесь, то там разворачивались над темной вечерней водой; потери все возрастали. А "геща" застряла, даже моторов пока не было слышно. Комбат рискнул, выдвинул на прямую наводку взвод "сорокапятимиллиметровок" из приданной батареи. Но едва эти пушчонки затявкали, как немцы навалились на них всем скопом: опять ударили шестиствольные минометы, а следом, почти сразу, - тяжелая артиллерия. Одну пушечку все же удалось спасти.
Похоже, немцы упирались всерьез.
Дивизия подтянулась к реке и стала разворачиваться. В лесу зазвякали топоры, зашаркали пилы; через час капитана Кулемина вызвали на КП. Предстояло получить обычное задание: "уточнить передний край обороны противника... наметить... выяснить..." - и т.д. и т.п. В общем, минутное дело; но полковник Касаев решил им воспользоваться, чтобы лишний раз подчеркнуть, кто есть кто. Он сидел в большой палатке совсем один, возле стола, на котором была развернута крупномасштабная карта района, а поверх нее лежали два раскрытых блокнота, паркеровская авторучка и любовно очиненные толстые карандаши "Сакко и Ванцетти" - красные и синие. Карта была немецкая, но наклеенная на марлю. Все уже знали в дивизии, что наклеивать карты было любимым занятием полковника; он специально возил рулон марли и особый клей, от которого карта не желтела и не обесцвечивалась даже через месяц; клей этот, конечно же, он никому не доверял.
Касаев был невысокого роста, очень плотный, но не толстый; вернее сказать - не жирный, что не мешает подчеркнуть, поскольку со стороны он часто казался круглым. На круглой голове носил седой бобрик, но чапаевские усы его были совершенно черными, что вызывало в штабе кривотолки. Некоторые полагали, что Касаев подкрашивает усы. Это можно было бы отчасти проверить, если бы хоть раз удалось увидеть его небритым; но Касаев, что бы ни происходило вокруг, брился два раза в сутки, "как англичанин"; а прямо спросить у него об этом - даже в шутку, даже за рюмкой - никто не решался.
Сейчас Касаев сидел боком к столу, упершись взглядом куда-то в угол, над раскладной походной койкой. Шинель была накинута на плечи и подобрана под локти. Керосиновая лампа с рефлектором висела на столбе за его спиной, так что выражения лица прочесть было нельзя.