И приказ был забыт напрочь... Панасенков бросился к дороге, продираясь сквозь кусты напрямик, не замечая хлещущих по лицу веток. Свалившись в кювет, он пристроил на бровке автомат и, как только очередной немец выскочил из-за елочки, дал длинную очередь. Немец упал, а он строчил и строчил, и спохватился только тогда, когда кончился рожок.
Если бы его тогда спросили, целился ли он - он не смог бы ответить. Наверное, раз тот упал. Но он не помнил. Просто он очень хотел убить. И убил.
Панасенков нажал на защелку, вынул пустой рожок, сунул его, не глядя, за голенище и вставил новый. Смертно просвиристев, над самой головой пролетел рой пуль. Срезанная ими ветка упала ему на пилотку и защекотала за ухом. Оя недоуменно смахнул ее, не сразу догадавшись, откуда она взялась. Вторая очередь заставила его ткнуться носом в сырую стенку кювета, - пули прошли совсем низко. Панасенков отполз чуть-чуть вправо: ему показалось, что там кювет глубже. Осторожно выглянул. Все его тело тряслось мелкой дрожью.
Но это не был страх. Он дрожал от возбуждения. Наконец-то он ведет бой свой первый бой! И он никуда не уйдет отсюда!
Там, на другой стороне дороги, снова замелькали серо-зеленые фигурки. Но теперь Панасенхов старательно выцеливал бегущих, бил короткими очередями. После каждой очереди прислушивался и радовался, когда со стороны мызы откликались автоматы разведчиков.
Потом он снова стрелял по бегущим и удивлялся тому, как они падали, и радовался, что он не зря лежит в этом сыром кювете. В одну из пауз он обратил внимание, что от мызы стучит уже только один автомат, и затревожился: что там: у них? Но немцы опять начали перебежки, и он стрелял, стрелял, стрелял... Кончился второй рожок. Меняя его, он повернулся на правый бок и вдруг ощутил резкий удар в левое плечо. "Какая здоровая ветка свалилась", - подумал он. Но по плечу побежало что-то липкое и горячее. Он повернул голову и увидел, как сквозь ткань гимнастерки проступало и ширилось темное пятно. "Ранен?" удивленно подумал Панасенков и попробовал пошевелить левой рукой. Рука не двигалась. Он испуганно приподнялся, и в этот момент второй удар опрокинул его...
...Настойчиво стучали дятлы. Они стучали непривычно быстро, а главное, громко - так громко, что стук их, отдаваясь в голове, мешал сосредоточиться. А ему нужно было обязательно сосредоточиться, чтобы вспомнить что-то самое главное... Что же было?.. Ах да - они выскочили из мызы, оставив там тех, и лейтенант торопливо объяснил ему, Панасенкову, что надо перегнать лошадей за дорогу, так, чтобы те в мызе услышали и подумали, будто все уехали... И он гнал коней через дорогу... А дальше все заволакивала обида, горше которой и придумать нельзя: его оставили, как мальчишку, который больше ни на что не способен, кроме как стеречь лошадей... А потом был бой. И падали серо-зеленые фигурки под его очередями. Но не это он силился вспомнить. Это было до боя...