— Кое-что сделаем еще и поутру, — добавил майор, довольный похвалой.
* * *
Шутя и толкаясь, выздоравливающие отправились на ужин. Глядя на их счастливые лица, трудно было поверить, что всего несколько дней назад они штурмовали дом за домом, квартал за кварталом отчаянно сопротивлявшегося Берлина, что каждый из них мог остаться там, как остались многие их однополчане, что сейчас уже позади, в четырех десятках километров, поверженный Берлин. До него многие из этих выздоравливающих воинов добрались пешком через бескрайние степи, леса и болота, преодолевая десятки оборонительных рубежей, тысячи километров сквозь огневые ливни.
После разговоров, затянувшихся допоздна на широкой, распахнутой веранде, окутанной одурманивающей тишиной, когда синее ночное небо заискрилось мириадами звезд, притомленные солдаты разбрелись на покой. Благоухающая ночь не предвещала ничего плохого, и городок уснул. Уснул и медсанбат. Лишь кое-где поблескивали огоньки да слышались приглушенные голоса патрулей.
* * *
Было спокойно и в районе штаба дивизии. Генерал Горновой, возвратившись от командарма, несколько задержался в штабе, а закончив неотложные дела, решил отдохнуть.
Войдя в пахнувшую свежестью просторную комнату на втором этаже небольшого домика, утопавшего в бледно-розовом цвету уютного фруктового сада, комдив через несколько минут лег в свою походную, приготовленную ординарцем постель. «Ух! — громко выдохнул он, расслабляя утомленное тело. — Ну и денек!» Попытался уснуть, но не смог. Закрывал глаза и видел себя пастушком, а то маму, которая столько с ними, маленькими, натерпелась в те голодные годы. В памяти вспыхивали бои, суровые, тяжкие. А завтра — смотр, первый в его жизни, на котором он будет командовать дивизией не на поле боя, а на мирном плацу. Вспомнил Люсю, разговор с ней во время короткой встречи. Михаил просил ее в ближайшее время уехать к матери. Она не хотела: «Мишенька, мой хороший, мой родной! Как я могу тебя оставить? Как я смогу жить без тебя? А за меня не беспокойся. Родят и у нас в госпиталях. У нас будет сын. Вот посмотришь…»
Раздался звонок. Взяв трубку, Михаил Романович услышал смятенный голос дежурного:
— Товарищ генерал! Наш…
— Что… — оборвал Горновой офицера, поняв, что произошло чрезвычайное.
— Нападение на медсанбат. Прорвались фашисты…
Дежурный докладывал еще что-то, но Горновой уже не слушал его.
— Машину! Дежурный батальон в ружье! — скомандовал генерал. На ходу застегивая гимнастерку, прыгнул в машину. — В медсанбат! Живее!
Ныряя по разбитой лесной дороге, виллис помчался к шоссе. За ним, пробивая лучами фар тьму, спешил поднятый по тревоге батальон. Комдив, до боли в руках сжимая поручень, прислушивался к разрывам снарядов. Когда до медсанбата было рукой подать, стрельба прекратилась. Обнадеживающая мысль промелькнула в сознании: «Видно, подоспел танковый полк соседней дивизии. Что-то о нем докладывал дежурный».