— Задышала земля-то, зерна просит!
Отсеялся Роман раньше других и собрал хороший урожай, а вот сберечь его не удалось. В один из пасмурных осенних дней, когда Роман заканчивал вспашку зяби далеко от дома, за грядой, в хутор ворвались кайзеровские оккупанты. У Романа во дворе хриплый псиный лай оборвался после прогремевшего выстрела. В ту же минуту в сарае завизжала свинья, у ворот жалобно замычала буренка. А в доме под ударами прикладов зазвенел кованый сундук. Сорвав крышку, солдаты, отталкивая друг друга, набивали пожитками замусоленные ранцы.
Оксана, забившись в угол и прижимая к себе напуганных ребят, молчала. Но не стерпела, схватила за плечо верзилу, взявшего Мишуткины штанишки.
— Вег! — заорал немец и отшвырнул женщину.
Оксана ударилась головой о притолоку, с трудом удержалась на ногах. Зазвенело в ушах, перед глазами пошли желтые круги. Опомнившись, выбежала из дома, двор был пуст. Только в воздухе кое-где кружились, словно боясь опуститься на землю, невесомые пушинки. «Почему так тихо? Кто сорвал с петель ворота?» — задавала она себе вопросы. Увидев потянувшуюся от хутора в сторону шляха длинную колонну груженых повозок, простонала:
— Ограбили-ии!
В той стороне, куда ушла колонна, вдруг раздались винтовочные выстрелы. Оксана почувствовала, как бешено заколотилось сердце. Она знала, что Роман не расставался с подобранной на поле винтовкой. Вспомнила его взволнованный рассказ о том, как увидел в пожухлой траве винтовку и подсумок, набитый позеленевшими патронами: не хотелось брать, но на всякий случай сунул под сено на дно повозки. «Наверно, теперь и пригодилась. Но что с ним?» — встревожилась Оксана.
Появился Роман далеко за полночь. Оксана, сдерживая рыдания, уткнулась в его грудь заплаканным лицом. Роман гладил ее вздрагивающую спину:
— Успокойся, Ксаша. Скажи спасибо, что живы. Гнались за мной. Пришлось пальнуть. Не имел бы ее, — он кивнул в сторону повозки, где и теперь хранилась винтовка, — не уйти бы. Потом в посадке прятался, темноты ждал.
— Я так боялась. Хорошо, что не было тебя. Не утерпел бы ведь. А им человека убить — раз плюнуть.
Следом за немцами зачастили беляки, петлюровцы, «зеленые», шайки Маруси какой-то.
Особенно бесчинствовали деникинцы. Лезли из кожи вон, чтобы огнем и мечом восстановить господство свергнутых классов. Безвинная кровь людская рекой текла. Горе хлестало через край. Казалось, не будет этому конца, не развеется мрак. Но в один из зимних солнечных дней за горой прогремели артиллерийские выстрелы, и через полчаса в хутор вихрем ворвались конники. Люди попрятались кто куда, однако вскоре поняли, что это свои, красные. Все выбежали на улицу. Женщины поспешили за кринками молока. Хутор ожил — в окнах появился свет. То здесь, то там послышался смех, а затем и привольная песня.