.
Бердяев вспоминал, что после условного наказания за свои идейные убеждения он был отпущен. "Лето 22-го года мы провели в Звенигородском уезде, в Барвихе, в очаровательном месте на берегу Москва-реки, около Архангельского Юсуповых, где в то время жил Троцкий… Однажды я поехал на один день в Москву. И именно в эту ночь, единственную за все лето, когда я ночевал в нашей московской квартире, явились с обыском и арестовали меня. Я опять был отвезен в тюрьму Чеки, переименованную в Гепеу. Я просидел около недели. Меня пригласили к следователю и заявили, что я высылаюсь из советской России за границу. С меня взяли подписку, что в случае моего появления на границе С.С.С.Р, я буду расстрелян… Это была странная мера, которая потом уже не повторялась. Я был выслан из своей родины не по политическим, а по идеологическим причинам. Когда мне сказали, что меня высылают, у меня сделалась тоска. Я не хотел эмигрировать и у меня было отталкивание от эмиграции, с которой я не хотел слиться "[108]. Через несколько недель на палубе парохода, отходившего в Германию, стояли, вглядываясь в удаляющийся навсегда родной берег, Николай Бердяев, Питирим Сорокин, Федор Степун, Николай Лосский, другие деятели русской культуры и мысли. Одних высылали, другие уехали сами. Только одних известных писателей за рубежом оказалось — легион… А.Аверченко, М.Алданов, К.Бальмонт, П.Боборыкин, И.Бунин, З.Гиппиус, В.Крымов, А.Куприн, Д.Мережковский, Б.Савинков, Игорь Северянин, А.Толстой, Н.Тэффи, Д.Философов, Саша Черный, Л.Шестов и многие другие рассеялись по белу свету. Бердяев написал горькие и жестокие, как приговор, строки: "Русская революция была… концом русской интеллигенции… В русском коммунизме воля к могуществу оказалась сильнее воли к свободе"[109]. Трагична и горька судьба революции, которая боится духовной мощи своих соотечественников…
Объясняя мотивы решения советского руководства о насильственной высылке деятелей культуры за рубеж, Л.Троцкий в своей беседе с иностранными корреспондентами убежденно говорил: "В случае новых военных осложнений… все эти непримиримые и неисправимые элементы окажутся военно-политической агентурой врагов, и мы предпочли сами в спокойный период выслать их заблаговременно, и я выражаю надежду, что вы не откажетесь признать нашу предусмотрительную гуманность"[110].
"Гуманность" большевиков была жестокой. Но в неприятии социалистической революции большевистские лидеры увидели лишь опасность, а не пророческое предупреждение. Троцкий, как всегда, когда речь шла о главном деле его жизни, был категоричен: "Быть вне революции — значит быть в эмиграции"