Эти его слова оказали на Лизу такое ошеломляющее, такое неожиданное действие, что она совершенно растерялась и не знала, что сказать. Ей оставалось только молча глазеть на него в крайнем изумлении. Сердце ее так отчаянно билось, словно готово было выпрыгнуть из груди. Он, наверное, шутит. В это невозможно поверить. Стать женой Леонардо?! Нелюбимой женой графа де Маркос-Рейеса?
— В-вы что, серьезно?
— Конечно, почему нет? Мужчины женятся каждый день, почему я не могу этого сделать? Почему не на вас, в конце концов?
— Но мы ведь не любим друг друга! Вы… вы мне сказали…
— Разве я вам это сказал? — Голос его стал глуше и опасно тише, словно искушая ее сказать то, что крутилось у нее на языке.
— Вы дали мне понять, сеньор, что у вас есть другая женщина, так что я даже не понимаю, как вы только посмели прийти ко мне и предложить, чтобы я… чтобы я… чтобы мы…
— А для вас так уж невообразимо стать моей женой? — перебил он. — Вы же приехали в Испанию, чтобы изменить свою жизнь. Наверняка вам будет интересно начать жизнь заново в Испании. В Эль-Сефарине все и так считают, что мы уже на пороге свадьбы, так не будем их разочаровывать, сделаем еще один шаг. Неужели вы совершенно не можете представить меня своим мужем?
— Вы не любите меня, сеньор граф, так что скорее это вы должны считать, что мне невозможно стать вашей женой. — Она безудержно зарделась, сказав это, потому что для нее брак значил так много. — Вы мне рассказывали, какой несчастной оказалась жизнь вашей матери, потому что ее выдали замуж по уговору, а не по любви.
— Моя мать, как я потом понял, вообще не была создана для наслаждения земными благами. — Он вперился в Лизу властным, подавляющим взглядом, принуждая ее глядеть ему в глаза, слушать его, чтобы заманить в еще более несносную и лживую сделку.
— Не надо… прошу вас, — взмолилась она. — Я… я не хочу вас слушать! — Как напуганный ребенок, она зажала руками уши. Он тут же вскочил на ноги и, нагнувшись над ней, силой заставил ее разжать уши и, крепко держа ее за руки, сложил их вместе, и она стала похожа на юную просительницу здесь, на бархатной скамейке перед ним.
— Ты совсем не похожа на мою мать, — сказал он, чеканя каждое слово. — Я все это время наблюдал, как ты ходишь по замку, трогаешь каждую вещь — тебе нравится прикасаться к ним, твои чувства будоражит их древность, их необычность. Ты ищешь физического контакта. На днях я видел, как ты зарывала лицо в разогретые на солнце ветки жимолости, будто хотела впитать их тепло и аромат в себя. Ты очень чувственное существо, Лиза, хотя, может быть, сама еще об этом не знаешь. Моя мать на вид была подобна ангелу, но мужчины, глядя на нее, ошибались, думая, что она ждет их прикосновений и знает многое о земных делах. Каждый из нас, детка, жертва собственного биологического существа. Святые женщины могут любить весь мир, но им нужны толстые каменные стены, чтобы оградить себя от физического контакта с ним. Ты не из таких, и я достаточно за тобой наблюдал, чтобы убедиться в этом. И могу доказать тебе прямо сейчас, что ты полна человеческой теплоты, которую жаждешь отдать.