И она, еще совсем невинная, но все-таки кое-что знающая об этой стороне жизни, сразу поняла, что он имеет в виду. Руки ее напряглись, она стала вырываться, но было уже поздно, да и бесполезно. Он окинул ее циничным взглядом и в следующее мгновение рывком поставил на ноги и притянул близко к себе, в свои объятия так, что она не могла вырваться.
От резкого движения полы халатика распахнулись, и ее фигурка в тонком шифоне оказалась прижатой к его телу. Она почувствовала страшное возбуждение, которое прошло по всему телу, сумасшедшее, дикое. Оно пронизало ее, как электрический разряд, у нее перехватило дыхание, и она беспомощно подалась вперед, во власть его губ. Его руки проникли под тонкий шифон и схватили ее тело, гибкое, как ветка ивы, и шелковистое.
В каком-то дальнем уголке сознания мелькнула фраза — говорят, некоторые мужчины могут изнасиловать поцелуем. Когда наконец его губы оторвались от нее, он посмотрел ей в глаза — взгляд этот словно прожигал ее из-под черного покрова ресниц. И Лизе показалось, что вместе с этим поцелуем, сорванным с ее губ, он забрал у нее самое дорогое. Он словно похитил ее невинность, оставив опаленной страшным стыдом от того, что позволила ему поцеловать себя, не пыталась остаться равнодушной к поцелую, сладость которого она ощущала до сих пор; к его прикосновению, отдававшемуся болезненным волнением в ее теле.
Она должна была протестовать и сопротивляться, и, резко выдернув у него свою руку, она замахнулась и услышала звук пощечины, потом почувствовала легкое жжение в пальцах и только тогда поняла, что ударила его по лицу.
Она скорее была рада, чем жалела об этом. Наверное, ему раньше не доводилось получать пощечин. Может быть, теперь он поймет, что она не из тех девиц, которые позволяют обращаться с собой так бесцеремонно и нагло, которые готовы терпеть насильственные поцелуи.
Ее серые глаза вспыхнули, когда он, откинув назад прядь черных волос, а затем сардонически изогнув бровь, коснулся рукой своей щеки.
— Я так и думал, что в тебе есть огонь, что ты на самом деле совсем не ледышка, — медленно проговорил он. — В противоположность тому, о чем ты сейчас думаешь, я не сержусь на тебя, напротив, все больше убеждаюсь, что если мы с тобой поженимся, это вовсе не будет мезальянсом. В нашем союзе будет много полезного и приятного для нас обоих. Видишь ли, я не одобряю тех скучных натянутых отношений, когда муж и жена вежливо соглашаются делать вид, что они женаты, в то время как в действительности являются подопечным и опекуном. Мне нужна настоящая жена, для себя самого и для тех внуков, которых так ждет графиня, ради которых она цепляется за жизнь и надеется, что я женюсь в ближайшее время.