Когда он, с пакетом тайской еды под мышкой, поднялся на третий этаж и наконец-то очутился дома, была уже полночь. Часто — особенно после бурного рабочего дня — тишина, которой встречала Болта темная квартира, вгоняла его в уныние. Сегодня выдалась как раз одна из таких ночей. Включив свет в прихожей, он подумал о Тине Бойд, об одиночестве в ее темных глазах. Может, то же чувство читалось и в его собственном взгляде?
Он положил пакет на металлический кухонный стол, достал из холодильника банку пива и сделал большой освежающий глоток. Пройдя на середину комнаты, застыл перед окном, с удовольствием глядя из полумрака на оранжевое зарево городской иллюминации и вслушиваясь в доносившийся с улицы шум. И тоска стала отступать. Болт жил в Лондоне без малого двадцать лет, но и по сей день при мысли, что он стоит в сердце одного из самых старых и кипучих городов мира, его охватывал благоговейный восторг. Многие не любили Лондон, и Болт был первым кто готов признать, что у города есть темные стороны, — к примеру, чудовищный уровень преступности. И все же инспектор не мыслил своей жизни ни в каком другом месте. Этот город давал ему чувство надежности и общности с людьми; город был его опорой.
Болт успел уже привыкнуть к одиночеству. Хотя оно обрушилось на него нежданно и жестоко, он считал, что новый уклад жизни вполне ему подходит. Никому не надо отчитываться, куда ты уходишь и когда вернешься; можно есть то, что нравится, и сколько угодно шуметь ночью. Помогало и удачное географическое положение квартиры: оно предоставляло массу возможностей разогнать тоску, которая накатывала на Болта всякий раз, едва он возвращался мыслями к той роковой ночи. По крайней мере сейчас он ничего менять не хотел.
Или просто убеждал себя в этом.
Он накладывал себе еду — заправленного тамариндовым соусом морского окуня под гарниром из риса, обжаренного на кокосовом молоке, — и собирался сделать очередной могучий глоток из банки с пивом, когда зазвонил сотовый.
Это был Тернер. Он сообщил, что ходил в кино на новый фильм с Томом Крузом и только что вернулся.
— Дурацкий был фильм. Я с девушкой ходил, так она после сеанса сказала, что устала и хочет домой. Думаю, желание продолжать отношения у нее отпало начисто.
Болт прислонился к кухонному стулу и сделал еще глоток.
— Ах, друг мой, нет справедливости в этом мире.
— Верно, черт возьми. А жизнь слишком коротка, чтобы тратить вечера впустую. Я, пожалуй, подам в суд.
— На кого? На девушку или на кинокомпанию?
— На обоих.
Болт рассмеялся. Тернер ему нравился. Тип он был весьма своеобразный, и его новая девушка, похоже, этого своеобразия не оценила. Он рано начал лысеть; вытянутое лицо всегда имело виноватое выражение, и улыбка на нем появлялась редко, поскольку Тернер предпочитал улыбкам суховатые остроты, которые произносил все с тем же невозмутимым видом. С чего он решил стать копом, оставалось только гадать. К большинству людей Тернер относился с отстраненным пренебрежением, близким к неприязни, зато отличался прекрасной интуицией и знал толк в компьютерах. Кроме того, он был достаточно предан делу, чтобы в законный выходной перезвонить боссу, даже если времени уже полночь.