Когда мы приехали, я видел ее табель, где стояли пятерки и была только одна четверка по устному русскому языку. Видел я и похвальную грамоту:
Выдана ученице 4-го класса
женской средней школы № 6
г. Ялты, Крымской области
БЛАЖКО ТАТЬЯНЕ
За отличные успехи и примерное поведение
31 мая 1952 года
Когда вернулась Таня с тетрадями и учебниками, она застала меня за чтением книги «Первоклассница».
— А-а, вот вы что читаете? — сказала Таня.
— А-а, — сказал я. — Значит, ты не только Таня, а еще и Блошка?
— Да. Меня так называла Тамара Федоровна. Я была самой маленькой.
И вот тут-то я все и узнал о съемке кино: и про «ДИГ», и про лампы-подсветы, «бебики», и про осветителей, которых артисты в шутку называют «ослепителями», и про то, как Таня вначале робела, когда стояла перед киноаппаратом — камерой и помощник режиссера командовал: «Приготовиться к съемке! Тишина! Мотор!»
Это значило, что в камере запускалась пленка, а совсем низко, на штативе, свешивался к самой Тане микрофон. И все, что теперь бы Таня ни сделала и ни сказала, оставалось на пленке у операторов и на пленке у «звуковиков».
Таня терялась, забывала слова роли. Тогда раздавался голос помощника режиссера: «Стоп! Сначала!»
Потом вдруг обнаруживалось, что в кадр откуда-то лезла тень, и тут же раздавался голос оператора: «Стоп! Каширует!» Камеру передвигали и брали новый кадр.
Тамара Федоровна, стремясь облегчить положение маленькой Блошки, которая от растерянности все время путала имя учительницы, Любови Викторовны, сказала ей, чтобы она говорила имя и отчество своей мамы: «Где моя Елизавета Захаровна?»
Так имя Елизаветы Захаровны и попало на пленку кинокартины.
Потом я узнал, что Таня снималась еще — в фильме «День чудесных впечатлений». Этот фильм был посвящен Артеку.
Тренировка по плаванию продолжалась. Секретарь Вадим носил дневник, Лена все детально в него вписывала.
Я, на свое горе, прибавил в весе полтора килограмма, что, по мнению Лены, было противопоказано. Я тотчас попал под режим усложненных вольных движений и процедуры номер четыре — возлежание на воде в полосе прибоя.
Волны должны были удалить с меня следы постыдного ожирения мышц. Ведь не напрасно же Лена была когда-то процедурной сестрой. А что касается «перепонкой барабанки», то я предусмотрительно сохранял молчание, чтобы не быть приписанным к еще каким-нибудь манипуляциям и параграфам дневника тренировок.
Спартак и Юля пропускали занятия. На них сердились, и больше всех сердилась Таня.
В такие дни она бывала неразговорчивой, с глазами скучными, с опущенными ресницами, или вдруг вся вспыхивала, словно огонек, смеялась и уплывала далеко в море, так что Лене приходилось спешить за ней вдогонку.