Доводилось ли вам воплощать собой ужас? Это весьма отрезвляет…
Она рванулась из-под меня, как выпархивает голубка из-под катка.
Она хлестнула меня по глазам волосами, как ударяет крылом птица по лобовому стеклу, прежде чем захромать в предсмертном полете.
Она ошпарилась об меня таким жутким страхом, что меня самого обожгло, так что это я отскочил от нее, как ошпаренный.
Она признала меня, хоть меня и не знала, как бывает с кошмаром, что ночами идет за тобой по пятам, а настигает средь бела дня.
Она исчезла столь быстро, что я не успел убедить себя в том, что она предо мною была. Все, что мне оставалось, это удерживать на кончиках пальцев ощущение запретного прикосновения. Дактилоскопический отпечаток мгновения, в которое я, неловко задев ее грудь, совершил непристойность, возможно непоправимую, – неуклюжий турист, тронувший мстительную святыню и по безмолвию аборигенов уже угадавший тень нависшей петли.
Пять лет спустя Анна скажет: “Я не заметила шрам. Вернее, заметила, но не придала значения. Это было все равно что увидеть убийцу, нацепившего для маскировки солнечные очки. Не будешь же ты просить его снять их, дабы увериться, что не обознался! И потом, мне было тогда лишь семнадцать. Чего ты хочешь от испуганного подростка, оказавшегося на чужбине и угодившего прямо на ваш отвратительный шабаш!” Спустя пять лет она скажет: “Te pareces tanto a un hom-bre que odio que podria enamorarme de ti. Ты так похож на одного человека, которого я ненавижу, что я не могу тебя не любить – хотя бы за то, что ты – это не он”.
Через пять лет у нас останется три. Вот она, подлая арифметика счастья: пять лет у вас уходят на то, чтобы встретиться вновь, и лишь три – чтобы больше не встретиться. Странно думать, что все эти годы зачаты общим мгновением: только что ты был пуст, как дыра, и вдруг что-то в тебе шевельнулось – пусть только неясной виной за поругание того, без чего тебе будет не выжить…
Но едва зачав наше счастье, мгновение кончилось, Анна исчезла в толпе на пять лет вперед, а Фортунатов, дернув меня за рукав, рявкнул с досадой:
– Ну что ты стоишь, как баобаб на картинке! Пойдем покажу тебе, чем развлекается власть, когда не носит штанов.
На площадке перед особняком веселье было в разгаре. В шезлонгах у бассейна бултыхались мамоны подуставших акул российского бизнеса. В самом бассейне плескался их рыбий выводок, торопко клевавший приманку колец и монет. Чтобы заполучить ее, рыбки ныряли ко дну и отнимали блестящие искры у конкуренток. Регламент турнира был прост: захвативши добычу, сохранить ее было можно, только сняв с себя часть туалета. Опытные соревновательницы предпочитали плюхаться в воду в верхней одежде. С них брали пример сообразительные новички. Достигшие состояния ню располагали на выбор двумя возможностями: совершить почетный круг голышом под всеобщее улюлюканье или в надежде на более крупный улов оставаться в игре, обменяв завоеванный приз на свои промокшие трусики. Большинство так и делало.