– Нас спасли три автобуса.
– Нас они чуть не убили. Дядя выскочил в центр дороги и замахал им руками. Еле выскользнул из-под колес.
– Ни один даже хода не сбавил. Зато распугали собак.
– Автобусы мчались в аэропорт, а внутри там сидели паломники, чтобы утром отправиться в Мекку. Двухэтажные монстры, под завязку набитые кликой святош.
– Очень милые люди. С ними мы повстречались в Сабихе.
– Интересно, как можно верить в спасение души, если тебе наплевать на спасение двух?
– Брось. Они нас спасли.
– Им было плевать, но они нас спасли. Получается, если плевать, спасать даже проще. А когда не плевать, можно ведь не спасти. Правда, Герман?
– Неправда. У нашей ехидной больной подскочила температура. Пора впрыснуть ей эту волшебную смесь. Ну-ка, вы оба, брысь в коридор. Позовите сюда медсестру!
В больнице у Герки все схвачено: его однокашник – замглавврача, так что должный уход обеспечен. Тем не менее я выклянчил пропуск. Обычно я провожу здесь весь день, а иногда застреваю и на ночь. Чтоб не заснуть, налегаю на кофе или жую апельсины. Я покупаю их тоннами, потом теми же тоннами жру. Увидев на них кудреватую надпись “Maroc”, жена мне внезапно пеняет:
– Почему мы не едем в Марокко? Кроме Европы, Центральной Европы и полу-Европы мы, по сути, нигде не бывали.
– А Египет?
– Египет не в счет: это баня Европы.
– А Турция?
– Это предбанник Европы.
– Предбанник Европы – Россия.
– Россия – это ее раздевалка.
Мы клянемся поехать в Марокко, как только супруга окрепнет. Если она будет жить, я привезу ей Марокко в палату: подобно шаману-дичку, я украдкой вовсю ворожу, чтобы пустить смерть по ложному адресу. Жизнь моя – это роман без смертей. Я убиваю любовь под обложкой, спасая тем самым свою. Я играю со смертью в бумажные куклы. Фигурки я мастерю на досуге – во сне, по дороге домой и в больницу, на колене с блокнотом в руках, за столом…
Я сочиняю для Дона Ивана беду, от которой надеюсь укрыться. Когда сочиняю, я влезаю в его опаленную шкуру и, бывает, взвиваюсь от боли. Но игра стоит свеч: играя со смертью в бумажные куклы, я покамест ее побеждаю. Утро за утром Светлана жива, значит, смерть ее обитает в Марокко.
Я, Дон Иван, отправляюсь туда каждый день. Мой роман прирастает несчастьем, ограждая меня от него. Я пишу его кровью чернил – моей истинной кровью. Вру так нагло, взахлеб, что, пожалуй, я прежде и не был так честен.
Ох, как же славно я вру!
Я даю взятку смерти, чтобы та застревала в Марокко. Подкупаю ее своими слезами и соблазняю историей. Самой трагичной из всех, на какие способен мой разум – многоопытный, каверзный лжец.