Катины щеки сделались белыми как снег — она замерзала. Суровый северный ветер дул со стороны залива, и они обе были без шуб, без перчаток и даже без шарфов. Все это осталось в «Гавоте». Валентина буквально видела, как кровь стынет в венах сестры. Убегая, Валентина не чувствовала холода, но только сейчас поняла, что тем самым убивала Катю. Снова! Она бросилась к ближайшей двери. Прямо посредине дверной панели шла трещина, кое-как забитая планками, но девушка не стала обращать на это внимание и громко постучала. После долгого ожидания дверь открыл ребенок. Совсем маленький, ростом ей по пояс.
— Можно нам зайти? Пожалуйста! Мы замерзаем.
Мальчик ничего не ответил. Лицо его было покрыто струпьями, грязным пальцем он чесал гнойное пятно у себя на подбородке.
— Пожалуйста, — повторила Валентина. — Твоя мама дома?
Мальчик отошел на шаг назад, и она было решила, что он хочет пропустить коляску, но вместо этого он захлопнул дверь. Тогда Валентина с такой силой ударила по деревянной двери, что трещина немного расширилась.
— Откройте дверь! — закричала она.
Дверь немного приоткрылась, но лишь настолько, чтобы показавшийся в просвете голубой глаз сосредоточился на незваных гостях.
— Что вам? — произнес детский голос.
На этот раз говорила девочка.
— Моя сестра замерзает. Она умрет, если вы нас не впустите. Пожалуйста, откройте.
Наученная опытом, Валентина на этом не остановилась, а резко толкнула дверь, и застигнутый врасплох ребенок попятился. Прежде чем девочка опомнилась, Валентина вкатила коляску в темный узкий коридор, и дверь за ними тут же захлопнулась. Внутри стоял смрад. На ступеньках лестницы блестел маслянистый крысиный помет.
— Спасибо, — выдохнула Валентина.
Перед ней стояли трое чумазых детей: два неотличимых друг от друга мальчика и девочка с грязными светлыми волосами. На близнецах была уродливая одежда, брюки не доходили даже до лодыжек. Девочка была младше братьев. Широко раскрытыми глазами она с любопытством рассматривала кресло на колесах.
— Ваша мама дома? — спросила Валентина.
Девочка, не отрывая глаз от спиц Катиного кресла, указала на дверь и прошептала:
— Это мотоцикл?
Один из мальчиков легонько ущипнул ее за ухо.
— Глупая ты, Люба. Это для инвалидов.
Валентина открыла указанную дверь и вкатила кресло в небольшую пустую комнату, в которой было ненамного теплее, чем на улице. Грязная, вся в пятнах тряпка была натянута на окно, очевидно, чтобы хоть как-то спастись от холода, но от этого воздух в комнатке казался серым. Здесь пахло сырой штукатуркой и немытыми телами.