Он снова подумай о шестидесятилетии правления королевы и порадовался, что не участвует в торжествах.
Ему вдруг страшно захотелось погрузиться в прошлое и забыть о настоящем.
Минувшим вечером ему показалось, что Киркпатрик просто комедиант, скользящий по поверхности жизни.
Но, продолжив разговор о Тунисе, маркиз с удивлением обнаружил, что авантюрист много знает об истории страны и еще больше о могуществе Римской империи.
Киркпатрик подробно распространялся о выдающихся военных успехах римлян в покорении мира.
Слушая его, маркиз невольно подумал: интересуется ли Сабра их путешествием так же, как ее отец?
Маркизу почему-то казалось, что она смотрит на вещи не так, как другие знакомые ему женщины.
От него не ускользнул задор, с каким Сабра шагнула на борт «Русалки», и он был уверен, что сейчас девушка стоит на носу яхты, снова вглядываясь в горизонт.
Возможно, она представляет себе, что вернулась в прошлое и плывет в Карфаген в пору его расцвета.
Нет, сказал себе маркиз, странно думать так о юной девушке.
Скорее всего она понятия не имеет, где находится Карфаген и какое он имел значение в прошлом.
Однако маркизу не удалось спросить Сабру о ее ощущениях по той простой причине, что она не пришла в салон.
Позже, выйдя на мостик, он увидел, что девушка и в самом деле уединилась на носу яхты и смотрит на море.
Казалось, ее мысли далеко в прошлом, а может, в будущем и не имеют ничего общего с настоящим.
Только когда настало время ужина и Сабра снова переоделась в кружевное платье, из ее реплики в ответ на что-то, сказанное ее отцом, обнаружилось, что девушка и вправду думала о Карфагене, как предположил тогда маркиз.
— Бас интересует Карфаген? — спросил он, полный решимости добиться ответа.
— Я ненавижу думать о нем… разрушенном, — ответила Сабра.
— Карфагеняне потерпели поражение, и когда сдали оружие, им сказали, что они могут построить себе другой город в десяти милях от берега, — сказал маркиз, чтобы проверить ее знания.
— И это ранило их гордость, — подхватила Сабра. — Народ восстал, убил тех, кто посоветовал покориться римлянам, и, закрыв ворота, работал по двадцать четыре часа в сутки, чтобы выковать себе новое оружие.
Маркиз мысленно улыбнулся: наконец-то он втянул девушку в разговор.
— Их усилия оказались напрасны, — напомнил он.
— Осада длилась три года. Женщины отрезали свои волосы, чтобы сплести веревки, а детей принесли в жертву Таниту.
Несмотря на чуму и… голод… горожане… продолжали работать.
В голосе Сабры звучала боль, вызванная страданиями людей, живших тысячелетия назад.