Она придавила в пепельнице едва начатую сигарету и тут же закурила следующую.
- "Они" - это кто?
- Вся эта банда. Голлисты, конечно. И коммунисты тоже. Министр часто мне повторял: "Морис Торез и мафия объявили мне войну, они меня когда-нибудь прикончат". И прикончили - сами видите.
- Но он совершил самоубийство, мадемуазель, разве это не так?
- А! Самоубийство самоубийству рознь. Допустим даже, что он это сделал - так спросите себя, почему столь блестящий, столь удачливый человек пошел на такое? Вы задавали себе этот вопрос?
Она допила вторую рюмку. Я выбрал из скупой закуски, которую поставил передо мной официант, маслину и предложил ей закусить, но она отказалась.
- Может, сердечные неурядицы? - сделал я ход конем.
- Ну уж нет! - почти выкрикнула она.
- Откуда такая уверенность?
- Знаю - и все!
Я спросил, когда она в последний раз видела министра, но вопрос как бы не был услышан. Однако я не сдался:
- Вы встречались с ним после 1962 года, когда перестали работать у него?
- Конечно, - сказала она, в голосе мне почудилось легкое колебание.
- Позвольте вас спросить - почему после девяти лет работы с ним вы уволились?
- У нас были... другие отношения.
- Тем более вы могли бы знать причину, побудившую его свести счеты с жизнью.
- Никто не знает её лучше меня. Ни один человек!
Я старался разговаривать с ней как можно мягче, хотя понимал, что это дикое существо вряд ли можно подкупить лаской или подачками. Она находилась в состоянии ожесточенной войны со всем миром и готова была расцарапать каждого, не разбирая, друг это или враг - лишь бы оказался в пределах досягаемости её когтистых лап.
- Так скажите, мадемуазель, почему умер Андре Маршан?
Еще одна сигарета судорожно потушена, ещё одна закурена. Руки её тряслись, она никак не могла поднести спичку к концу сигареты.
- Возьмите мне, пожалуйста, ещё рюмку, - не попросила, а скорее потребовала она. Заказав выпивку, я помолчал, не решаясь повторить свой вопрос.
- Откуда мне знать - может, вы собираетесь написать о нем очередной пасквиль, облить его грязью?
- Поверьте, это не так, - сказал я. - Меня самого страшно удивила та недоброжелательность, которую высказали по отношению к министру все, с кем мне довелось говорить. Хотелось бы услышать непредвзятое мнение. Я собираюсь рассказать людям правду.
Но и после этих слов Анни Дюпюи продолжала смотреть на меня с подозрением. Вероятно, она больше не верила никому. Скинув пальто с плеч, она повесила его на спинку стула. Ее можно ещё было счесть привлекательной, хотя наверняка она изменилась с тех пор, как министр обратил внимание на эту женщину с огромными голубыми глазами и колючим, непримиримым нравом.