— Финн, где ты?
— Я в Лоуренсе, Сисси. Ты что-нибудь слышала о Джоше?
— Слышала о нем? — закричала она. — Я готовлю для публикации в газете его заявлением! Где он? Я все время звонила и усиленно пыталась найти его. Что происходит?
— Только прочитай мне заявление, Сисси.
— Что-нибудь не так? Все нормально? Я…
Я редко кричу на женщин, даже на таких, как Сисси, но в этот раз я заорал.
— Забудешь ты, наконец, о своих идиотских заголовках и прочитаешь заявление, женщина!
Я почувствовал, что она опешила. Потом Сисси зачитала заявление Джоша.
Оно подтвердило мои страхи. Джош принимал на себя полную ответственность за наем Вилли без разрешения Келли или любого другого члена подкомитета, при полной осведомленности, что Вилли будет использовать незаконные средства перехвата телефонных разговоров и электронного подслушивания для получения свидетельств о коррупции официальных лиц. Он полностью снял ответственность с комитета за сокрытие любой части досье на Джентайла, настаивая, что это было его решение и ничье еще.
— После этого он не сможет поболтать с охраной у дверей на Пенсильвания-авеню, — произнесла Сисси. — Никаких приятелей. Что у вас случилось?
— Это долгая история, Сисси. Когда-нибудь я расскажу все.
— Мы уже работаем над заявлением, — сообщила она. — Там изготовляют клише…
— Между прочим, когда ты получила заявление?
— Несколько часов назад, — ответила она. — Он позвонил, продиктовал мне его и попросил передать в АП и ЮПИ с временным эмбарго. Мы только что закончили читать его информационным агентствам. Он дал мне час на…
— Ладно, наслаждайся, Сисси. Не думаю, что это еще повториться.
Ее голос стал мягче, более женственным.
— Послушай, Финн, я могу что-нибудь сделать? Мне нравится этот парень.
— Ничего, Сисси.
Я повесил трубку.
Когда я перессказал им заявление, они все перепугались, даже Келли. Потом заговорили, что позвонят ему, остановят его, что это глупость и так далее. Я встал, ослепнув от слез, оттолкнул их в сторону и вышел в вестибюль, ничего не видя.
Неожиданно рядом со мной оказался Келли, а за ним Люк и Лютер.
— Что мы можем сделать, чтобы вернуть его, Финн? — спросил Келли, его голос был напряженным.
— Вы ничего не можете сделать или сказать. Он ушел, и я знаю его достаточно хорошо, чтобы сказать, что он не вернется.
— Я поговорю с ним. Я настаиваю, если и есть чья-то вина, так только моя. Я не хочу, чтобы кто-нибудь брал ее на себя.
— Слишком поздно. Его заявление теперь часть информации, Келли. Ни вы, ни кто другой не можете стереть ее. Он сделал себя козлом отпущения — помоги ему, Господь! — они разорвут его на части.