— Люси, любовь моя, — кинулся он к ней через всю комнату. — Что случилось?
Разрыдавшись, она упала в его объятия.
— Ну же, Люси! Это не может быть так страшно. Подумай! У тебя еще есть я, у меня — ты. Мы все еще любим друг друга.
Через пару минут она успокоилась и взяла его за руки — в точности как тогда, на балконе в Позитано.
— Фрэнсис, — торжественно сказала она. — Я освобождаю тебя от обещания не заниматься больше расследованиями. Ты волен отправляться в Санкт-Петербург. От души надеюсь, что эти два года, без работы, ты не был так уж несчастен. Но ты же все понимаешь! Ты знаешь, что я чувствую! Все дело в том, что мой первый муж уехал по делам государства, и его убили. Еще раз я этого не перенесу, в самом деле, не перенесу. Но я вижу, что должна отпустить тебя. Теперь я это вижу. Ты ведь не считаешь меня какой-то тюремщицей, а, Фрэнсис? Прости меня, пожалуйста…
Пауэрскорт поцеловал ее и крепко прижал к себе.
— Позволь спросить тебя, Люси, с чего вдруг такая перемена? На тебя снизошло откровение? Или кто-нибудь был здесь и поговорил с тобой?
Она улыбнулась.
— Да! Приезжала миссис Мартин, вдова этого Мартина из Санкт-Петербурга. Его родители еще живы и сходят с ума от неизвестности. И когда в Форин-офисе им сказали, что в Россию отправляется сыщик высокого класса выяснить, как и почему погиб их сын, они слегка приободрились в надежде узнать правду. И тут им вдруг говорят, что этот сыщик не едет! Она сказала, это нечестно, что я держу тебя дома, как в вате, тогда как ее муж поехал туда и погиб. Она сказала, Британия проиграла бы все войны, если б жены вели себя так, как я, и не отпускали мужей на защиту отечества. Она имела в виду, что я эгоистка, понимаешь, Фрэнсис?
— А ты сказала ей, что переменила свое решение?
— Нет, не сказала. Понимаешь, в тот момент я его еще не переменила. Это произошло позже, когда я сидела тут, у окна, и ждала, когда ты вернешься домой.
Два дня, оставшиеся до отъезда, Пауэрскорт обращался с женой как с хрустальной вазой. Он мог только догадываться, как дорого стоила ей его вольная. Страшно подумать, как она будет волноваться! В общем, как бы там ни было, разгадку смерти Мартина придется отыскивать как можно быстрее. Он повел жену в ее любимый ресторан. Пообещал свозить в Париж, когда вернется. И, самое главное, постоянно напоминал себе, что не должен сиять, мурлыкать и петь от радости, передвигаясь по дому. Потому что — лорд Фрэнсис Пауэрскорт никогда бы не признался в этом жене, но признался Джонни Фицджеральду — он был от души счастлив снова впрячься в ярмо, как сам выразился, и поломать голову над по-настоящему трудным делом, да еще в таких романтических обстоятельствах. Любопытно при этом, что леди Люси прекрасно видела то состояние подъема, в котором пребывал ее муж. После двенадцати лет брака ей не нужно было слов, чтобы чувствовать его настроение. И хотя она никогда б не призналась в этом мужу, она была счастлива, потому что был счастлив он.