Ничего сладкого у нас не нашлось, зато были сигареты, и еще оставалась текила.
Мы перешли на балкон.
Эстебан посмотрел на нас и покачал головой.
— Они не доверяли вам. Вы тут совсем недавно. Сволочи. Неблагодарные сволочи. Я им покажу! — погрозил он и, громко топая, пошел к себе в номер в восточном крыле мотеля.
— Напился, — сказала я Пако.
— Нет, это для него пустяки, — ответил он.
То ли я оказалась права, то ли у Эстебана было какое-то серьезное душевное заболевание, но только через несколько минут он вышел из своей комнаты с охотничьим карабином и принялся палить в сторону леса, крича: «Chinga tu madre!»[15] и другие непристойности. Выпалил, наверно, раз шесть. Потом ему, видимо, надоело, он ушел к себе, включил магнитофон на полную мощность и стал подпевать мексиканской польке или просто выкрикивать слова, стараясь перекричать электрические аккордеоны.
— Отвратительное место. Надо было ехать с ними в Лос-Анджелес, — сказал Пако с досадой.
— Тебе, — ответила я, — а мне нужно быть здесь.
Чувствуя, что я чего-то недоговариваю, Пако долго смотрел на меня.
— Расскажи мне, — попросил он наконец.
— Да нечего тут рассказывать. — Я устало махнула рукой.
— О, вот эту я знаю, — обрадовался Пако.
Я прислушалась к незнакомой мелодии:
— А я — нет.
— Да что ты! Называется «Танец призраков», очень известная. Это про День мертвых,[16] — объяснил Пако, смерив меня скептическим взглядом.
— Кровь и смерть! Кровь и смерть! — кричал наш работодатель, пока совсем не охрип.
Наконец магнитофон выключили, кто-то, видимо, помог Эстебану улечься в постель.
Небо прояснилось. Между ветвями голубой ели висел Марс, рядом с ним Венера, а потом начинался огромный стеклянистый берег звезд, Via Lactea, Млечный Путь.
— А! К черту всё! Пошли укладываться, — сказала я.
Пако улыбнулся.
— Порознь, — сочла я необходимым внести ясность.
— Конечно, — ответил он с еще более широкой улыбкой.
Но ни один из нас не двинулся с места.
Так мы и сидели на балконе, курили, глядя на Млечный Путь, слушали тишину. Мне было необычайно спокойно и легко в этом городе, где нашел приют мой отец, где жил и любил.
— Такой покой долго не продлится, — вздохнула я.
— Это верно, — согласился Пако.
Покой не может длиться долго, потому что кровь и смерть всегда где-то рядом.
— Кровь и смерть, — прошептала я, и Пако ухмыльнулся.