Пако улыбнулся, будто прочитал мои мысли. Это одна из его улыбочек, которая может означать все, что угодно. Он не так прост, этот Пако.
Я подошла к окну. Шел снег, снежинки падали как вишневый цвет. Плыли в воздухе. Совсем не так я себе представляла снегопад. В старых многочастных советских фильмах, которые мы смотрели по субботним вечерам, снег всегда валил чрезвычайно обильно, снегопад казался непредсказуемым, опасным. Не таким тихим, как этот. И чего это французы, бежавшие в 1812 году из Москвы, так жаловались на зиму? Она прекрасна.
На моих часах 12:30. Уже наступил понедельник. Черт! Пора выходить.
Схватив в охапку свою одежду, дошла до двери и поправила на спине тяжелый рюкзачок.
Лучше одеться на улице, чем разбираться с Пако, если он вдруг проснется. Не разрешу ему отправиться со мной — он воспримет это как оскорбление своему мужскому достоинству.
Снежинки падали крупные, как померанцевый цвет. Я вытянула руку — на ладонь опустилось несколько штук — и слизнула.
На мне были черные джинсы, черная футболка с длинными рукавами, толстый черный свитер, черная лыжная маска, легкая куртка, черные перчатки, черные кроссовки. Проверила рюкзачок: веревка, нож, молоток, клейкая лента, дорожная карта, два пистолета.
Повсюду лежал снег.
Это хорошо.
Я застегнула большой карман рюкзачка, взвалила его на плечо, спустилась по лестнице. На нижних ступеньках — лед. Пахнет сосной и лавром.
Подошла к «ренджроверу». В горле пересохло, глаза слезятся, колени дрожат.
Не создана я для подобных мероприятий. Это заметили еще на Кубе, а не то уже повысили бы в должности или пригласили бы в ГУР. Начальство понимало, что я не гожусь для силовых операций. Женщины вообще нечасто поднимаются до высоких должностей, открытых только для членов партии, но такое случается, и тогда их награждают этими вожделенными разрешениями посетить Вьетнам, Северную Корею или Китай.
Разрешения не дают легковесам. Вроде меня.
Достала пульт автомобильной сигнализации, нажала на кнопку, замок открылся. В очередной раз я удивилась этому чуду.
Меня знобило. Я поежилась, села за руль, вставила ключ в замок зажигания, завела мотор, включила обогрев салона.
Что дальше? Действовать надо, вот что.
Но я сидела, грела руки у печки. Двигаться не хотелось. Меня беспокоил пистолет. Интересно, мистер Джонс уже спит или нет?
Пистолет.
Сотовый телефон Эстебана.
После второго гудка Джонс взял трубку:
— Алло.
— Мистер Джонс, простите, что так поздно, вы, наверно, меня помните, это я недавно вторглась к вам.
— Конечно, помню. Чем могу служить? Еще оружие? Я пока не ложился, лягу только часа через два.