Погожий был денек.
Пожилые люди вынесли на улицу стулья, нежились на осеннем солнышке, пока оно не скрылось за каменной стеной кладбища. В основном это были женщины, они вязали, чинили одежду, разговаривали. Миссис Рамирес с сестрой, их дом стоял через улицу от дядиного, говорили о безнравственности нынешних детей. Миссис Рамирес считала, что приличная стрижка очень бы способствовала добронравному поведению большинства хулиганистых мальчишек в Сантьяго, тогда как ее сестра отдавала предпочтение такой воспитательной мере, как пинок под зад.
Когда разговор перешел на распущенность нынешних девочек, я перестала слушать.
— Давай, милая, ну же!..
Я сонно огляделась. Рики пытался при помощи цепочки колбасок заманить в наш садик болотную игуану. Но игуана, кажется, только и мечтала, чтобы ее оставили в покое.
— Где чоризо взял? — поинтересовалась я у Рики.
— На кухне.
— Тетя Изабелла тебя прибьет.
— Не узнает, — ответил Рики.
— Игуаны едят только насекомых, — заметила я.
— Вовсе нет, папа говорит, мышей — тоже.
— Дети, вы где? — . послышался голос отца.
— Прячь чоризо, отец разозлится. Ты же знаешь, для него еда — святое, — прошипела я.
— Это не по талонам. У тети Изабеллы колбасы в кладовке целая гора.
— Прячь скорее.
— Что ты привязалась? — разозлился Рики.
— Я вас слышу. Ждите меня, никуда не уходите! — крикнул папа из окна наверху.
Я схватила колбаски и не глядя забросила в крону пальмы. Они за что-то зацепились.
— Мы здесь, пап, — ответила я отцу.
Он вышел из дома. На нем была белая рубаха с расстегнутым воротом, желтовато-коричневые армейские брюки, клетчатые туфли без шнурков. Он побрился и причесал непокорные вихры.
— Привет, — поздоровались мы.
Отец кивнул, прошел мимо нас и осмотрел улицу из конца в конец. Он поздоровался — buenos dias — с миссис Рамирес, даже назвал ее señora, а не товарищ. Она, слушая его, улыбается. Тут все так. Отца здесь любят, он ладит с представителями всех слоев деревенского общества. Миссис Рамирес интересуется отцовской работой, и он что-то говорит о том, как ему нравится его нынешняя должность, как ему всегда хотелось пройти все семь морей. Миссис Рамирес не знает, что «Семь морей» — это название сборника стихов Редьярда Киплинга. Она смеется, потому что единственный рейс, который совершает паром отца, — от одного берега Гаванского залива до другого…
Наговорив соседкам любезностей, он уселся на белесую землю возле нас с Рики.
Глаза у него такие же черные, как волосы, длинный нос с горбинкой. Он худ и немного угловат. Отцу было уже за сорок, однако выглядел он значительно моложе и все еще был очень хорош собой. Рождение детей, в особенности Рики, который явился на свет не головой вперед, как положено младенцам, но шел ножками, лишило маму красоты и здоровья. С ее лица уже не сходило усталое, тревожное выражение, а ежемесячные кризисные ситуации с продовольствием и мимолетные интрижки отца с женщинами, с которыми он знакомился на пароме, это выражение, вне всякого сомнения, только усугубляли.