— Ты что же с кузинами не играешь? — спросил меня отец.
— Не знаю.
— Вы подрались?
Иногда Мария и Хуанита задирали нос, поскольку жили в собственном большом доме, а мы ютились в Гаване в грязноватом многоквартирном муравейнике. Но случалось такое нечасто, потому что их всегда можно было обозвать деревенскими дурочками или, если уж хотелось обидеть посильнее, припомнить, что они leche con una gota de cafe,[23] поскольку их бабушка (как и многие в Сантьяго) была с Гаити.
Однако сегодня мы не дрались. Мы не хотели играть с ними ни в бейсбол, ни в прятки — было слишком жарко, и потом мы все-таки слишком устали после долгой поездки на поезде из Гаваны.
— Нет, не дрались, мы ведем себя хорошо, — заверила я отца.
Он улыбнулся и принялся меня разглядывать. Я сначала делала вид, что не замечаю его взгляда, но потом подняла глаза; тогда он отвернулся, будто бы заинтересовавшись ящерицей, которую Рики скрутил как веревку.
— Девочка моя… — Он опять смотрел на меня.
— Да, — ответила я, томно закатывая глаза.
— И мой мужичок, — сказал он, ероша волосы Рики.
— Ну! — недовольно проворчал тот, отталкивая отцовскую руку.
Отец улыбнулся и так пристально на нас посмотрел, что даже больно стало.
— Что? — спросила я.
— Да ничего. — Он покачал головой.
— Перестань.
— Что перестать?
— Перестань так смотреть на меня.
— Ну, ребята, как вам каникулы? Нравятся пока? — Отец сменил тему.
— Мне скучно, тут делать нечего, когда поедем обратно в Гавану? — спросила я.
— У них тут даже телевизора нет, — добавил Рики.
Отец поморщился. На одну лишь секунду его обуяла фамильная ярость Меркадо, но он не позволил ей овладеть собой. Лицо его вдруг сильно покраснело и почти сразу стало обычного цвета. Самообладание победило гнев.
Отец полез в карман. Я было подумала, что за каким-нибудь подарком, может быть, он даже подарит нам деньги, но он вытащил карманную фляжку. Глотнул из нее и убрал обратно. Вообще он почти не пил, даже пиво покупал редко, так что видеть, как он заливает в себя ром, как какой-нибудь пьянчужка на улице Сан-Рафаэль в Гаване, мне было неприятно.
— Да… — вдруг ни с того ни с сего произнес отец, лег на спину, заложил руки за голову и стал рассматривать листву пальмы.
Не понимаю, как это он не заметил там колбаски. Полежав так, отец пробормотал что-то себе под нос — мне показалось, слова какой-то песни — и повернулся ко мне:
— Наверно, пора идти в дом. Изабелла пошла за кузинами, пообедаем сегодня пораньше.
— Я еще не хочу есть, — вставил Рики.
Отец пропустил это замечание мимо ушей и посадил брата себе на плечи. Последний раз Рики занимал это почетное место в пятилетнем возрасте. Я взяла папу за руку.