— Не умничай, офицер Меркадо. Я мог бы и тебя, и твоего капитана, и брата, и мать бросить в подземелье лет этак на пятьдесят. Всю solar, семью. И всех ваших знакомых.
Я опустила глаза. Спасайся. Спасайся. Смогла спастись на льду — спасись и сейчас.
— Прошу прощения, товарищ Кастро. Я сгоряча сказала.
— Извинения приняты, товарищ Меркадо, — прокряхтел Рауль.
Потянулась бесконечная пауза.
Стало слышно, как тихонько переговариваются охранники. Кто-то запустил двигатель машины. Верещали попугаи, расхаживая по веткам деревьев.
Заданный Раулем вопрос все это время висел в воздухе, но я не могла на него ответить. Пока еще не могла. Зато на язык мне просился другой вопрос: почему вас так интересует мой отец, товарищ Рауль?
— Любишь Хемингуэя? — спросил он вдруг строго, как учитель в школе.
— Я мало его читала. В школе проходили только кубинские романы: «Остров течений», «Старик в море».
— «Острова в океане», «Старик и море», — поправил Рауль.
— Да-да, конечно.
— Самый сильный роман у него — «По ком звонит колокол». Хемингуэй написал его в гостинице «Амбос Мундос» в Старой Гаване, а этот самый дом купил на первый авторский гонорар. Книга о том, что надо убивать своих врагов. Убивать без жалости, злобы и пощады. И ты убила, Меркадо. Четверых. — Он будто пронзил меня насквозь взглядом выцветших глаз. — Четверых. Практически за одну неделю. Как ты себя после этого чувствовала?
— Отвратительно.
— Сам я никого в жизни не убил.
Не смогла удержаться — бровь у меня удивленно приподнялась.
Он это заметил и усмехнулся:
— Приговоры подписывал, да. Много. Подписал и твоему отцу на заочном суде.
— Знаю. — Этого я только и ждала. Сейчас самое время. — Позвольте вопрос, товарищ Рауль, почему…
— …твой отец работал на меня? Хуан Меркадо был офицером ГУР.
— Он же был билетером на пароме!
— Был, верно, и что же? Держу пари, он, так или иначе, знал в Гаване каждого. Работал с нами с самого начала. Еще мальчишкой. С самой юности, — объяснил он.
— Он никогда не говорил с нами о революции, — произнесла я дрожащим голосом, забыв о необходимости держать себя в руках.
— Конечно. Он и не должен был.
— Неправда!
Меня обуяло отчаяние: при всех своих грехах отец не мог быть еще и стукачом.
Рауль, глядя на меня, поднял чашку, выжидая. Отвечать ему было ни к чему. Мы оба знали, что он не лжет.
— Но тогда зачем он сбежал? — только и смогла вымолвить я.
— Нам нужны были свои люди в среде эмигрантов в Майами. Массовое бегство из страны — всегда лучший способ внедрить агентов в стан врагов. Твоего отца все хорошо знали, любили. Мы понимали, такой далеко пойдет. Побег был подстроен. Хуан был одним из шестерых наших агентов на пароме. Мы, разумеется, знали, едва они высадятся в Америке, им предоставят гражданство, а биографии будут проверять поверхностно. У Хуана в этом смысле все было в порядке. А, да. Я сам руководил этой операцией. Это была моя последняя, потом я отошел от дел. Я ею гордился.