Очевидно, Рики опять решил вывести меня из себя!
— Хочешь, прочитаю стишок?
— Конечно.
— Певчая птичка мертва, как пыль, не оживет вовек,
Возьми у нее золотое перо и в задницу сунь, человек…
Генрих Гейне, между прочим, — пояснила я.
Рики совсем развеселился. Потом бросил осторожный взгляд на часы, зевнул и сообщил:
— Ну, мне, пожалуй, пора…
Он встал и положил на стол двадцатидолларовую купюру. Я запротестовала:
— Сегодня за счет полиции.
— Слушай, давай поедем вместе! Поедем, не пожалеешь, — сказал он.
— Куда? — испугалась я, представив себе Содом и Гоморру в каком-нибудь пропахшем потом подвале, полном мальчиков не толще рельса и армейских полковников с пышными усами.
— К маме в гости. Я провез американский шоколад из Майами. Поехали, она будет рада.
— К маме? — в ужасе переспросила я.
— Не так уж у нее плохо, — откликнулся он.
Но там, разумеется, было очень плохо.
У мамы в квартире с потолка текла вода. Над божками вуду были расставлены ведра. Пахло ладаном и засорившимся туалетом.
Рики рассказывал маме о Манхэттене.
Остров радости, сказала она, явно не совсем понимая, о чем он говорит. Заварила травяной чай, разложила карты таро, начала предсказывать нам судьбу. Встреча. Незнакомец. Смерть. Неудивительно. Мама всегда предсказывала смерть. Мы не обращали на это внимания. Смеялись, и все.
Смерть.
О Господи!
Глаза у меня были открыты.
Я смотрела в темно-синюю ночь. Сквозь гору и пустыню. Сквозь слезы. Слезы, пролитые по мне. Слезы, пролитые на черное сиденье. Ими пропиталась вся моя рубашка из джинсовой ткани. Я ее выбрала, поскольку она не мужская и не женская — унылая униформа для унылого ничтожества. Для невидимки. Для человека, убравшего с вашего стола, прочистившего вам туалет или подстригшего газон.
Я хотела быть незаметной. Но не успела проехать и двух миль по Соединенным Штатам, меня заметили. Чуть не изнасиловали. И мне пришлось убить двух человек. Отправить в небытие, как будто их и не было.
Теперь только и осталось что утирать слезы.
Я прижалась лицом к стеклу. Кустарник. Какие-то странные существа преследуют наш автомобиль. Чего они хотят?
Еще крови.
Со мной заговорила тугая на ухо старуха — увидела, что я плачу, и постаралась утешить:
— Уже почти приехали.
Франсиско протянул мне платок и что-то спросил. Я не поняла его, но кивнула: все нормально.
Свет фар облизывал асфальт.
Ночные бабочки звали меня по имени.
Я закрыла глаза. Мамина квартира, шоколад, привезенный Рики, я сама — рассматриваю урну с прахом отца. Ничего в ней нет. Можно не сомневаться, мама продала пепел ведьмам — они живут этажом ниже.