— Твоя виза пришла, — говорит Рики. Слышу его учащенное дыхание.
— Что?
— Пришла виза. Ее, разумеется, послали на мамин адрес. Я сейчас у нее. Отдали из рук в руки. Хорошо, что я тут оказался.
— Господи, неужели пришла?
— Да. На семь дней. Только в город Мехико.
— С какого числа? Гектор сказал, что не подписал мое заявление, так что не должны были дать.
— Да? Я думал, он к тебе хорошо относится. Что ж, наверно, его влияние не так велико, как ему кажется. — Интонацией Рики дает понять, что уж он-то правильно оценивает влияние Гектора.
— Ты что-то предпринимал, ведь так? Ну, с людьми говорил. В своем кругу.
— Да нет. Нет, ничего не предпринимал.
— Так ты у мамы? Ну чем не хороший сын?! Ждите меня, сейчас приду.
Встаю, смываю с лица красоту, которую наводила ради Гектора, смотрю на женщину в зеркале. Бледная, недурна собой, правда, немного худа, тонкие брови, прямой взгляд зеленых глаз, темные волосы. Есть в ней что-то слегка устрашающее. Будь она в очках, можно было бы сказать, что строгая. Библиотекарь, наверно, или медсестра, или служащая полиции, мать вашу.
Спускаюсь по лестнице и выхожу из дома.
Мама живет на улице Суарес у самого железнодорожного вокзала. Жалкий домишко среди таких же жалких домиков. Здесь селятся чернокожие. Negros de pasas. Negros de pelo — негры курчавоволосые, негры косматые. Большинство мужчин — жрецы вуду или посвященные, а все женщины — ийами, невесты ориша, божеств религии лукуми.
После наступления темноты ходить здесь страшновато. Впрочем, страшновато и в любое другое время.
По улице слоняются босоногие ребятишки.
— Дайте нам денег, милая дама, — поют они на углу.
Однажды я дала, так они шли за мной до самого моего дома на О’Райли.
Мамин дом. Сломанная дверь в подъезде, хлам и грязь на вымощенной плиткой лестнице. Повсюду собачье дерьмо.
Обычное звуковое сопровождение. Кто-то кого-то лупит, играет американская музыка, гаитянская музыка, кричат дети, плачет младенец. Четвертый этаж. Здесь со мной здоровается негритянка. Я ее видела раньше, это гадалка ийауо, ходит в ярких западно-африканских одеждах. Длинные черные волосы и еще более длинные ногти, жестокая улыбка, от которой мурашки бегут по коже.
— Мужа пока нет, — говорит она.
— Нет, — подтверждаю я.
— Я тебе помогу найти и приручить.
— Ладно.
— Там, куда идешь, вряд ли найдешь себе мужчину.
— Ох. А куда же я иду?
— Сама знаешь, — отвечает она равнодушно и медленно закрывает за собой дверь.
Иду по площадке. Мамина дверь. Тук-тук.
Открывает Рики. Выглядит хорошо. Голубая рубашка из чистого хлопка, американские брюки из хлопчатобумажного твила, мокасины.