— Почему вы развелись с женой? — задал доктор вопрос.
Вопрос этот я ждал. Именно в разводе, как мне казалось, психоаналитик и будет искать причины моего неадекватного состояния. Хотя развод… Что развод, он не имел ко всему этому никакого отношения. Депрессия и сексуальная неудовлетворённость преследовали меня и раньше. Задолго до того, как я познакомился с Оксаной.
— Мы не любили друг друга. Были совершенно разными. Даже трудно сказать, почему мы решили пожениться. К тому же у неё имелись лесбийские наклонности.
— Вот как! Опишите её.
— Она высокая черноволосая девушка. Симпатичная, но вряд ли её можно назвать красавицей. Спортивное телосложение, карие глаза, улыбчивая.
— Это был ваш первый брак?
— Официальный — да.
— Были неофициальные?
— Да, в студенческие годы я жил с одной девушкой. Это была в большей степени дружба, чем любовь и привязанность.
— Как звали ту девушку?
— Её звали Алёна.
— Как она выглядела?
— Она была рыженькой, веснушчатой девушкой. Хрупкого телосложения.
— Вы лишились девственности с ней?
— Нет, девственности я лишился в школе.
— Каким образом?
— Мы с двумя друзьями заплатили деньги одной женщине.
— Взрослой женщине?
— Да, ей было за тридцать.
— Вам понравился ваш первый секс?
— Нет, не очень. Я практически ничего не почувствовал.
— В каком возрасте это произошло?
— В пятнадцать.
— Вы, или кто-то из ваших друзей бил эту женщину?
— Нет, что вы! Она была гораздо старше нас, мы относились к ней с уважением.
— Вы встречались с ней один раз?
— Нет, раза четыре.
— И каждый раз платили?
— Да.
— Каждый раз вы были с друзьями?
— Да, с друзьями.
— Как её звали?
— Не помню.
— Опишите её.
— Я плохо помню, как она выглядела.
— И тем не менее, постарайтесь вспомнить.
Я попытался воссоздать в памяти те детские полузабытые сцены. Почему-то память не торопилась выдавать их мне в полном объёме и без искажений.
Женщина, виделось мне. Голая женщина стоит посреди комнаты на коленях.
«На коленях? Разве она стояла на коленях?»
Чья-то нога вытягивается к ней и прикасается подошвой к щеке. Женщина ластится к ней, целует её и пытается лизать. Я понимаю, что нога моя. Потом я почему-то сижу на ней верхом и отчаянно смеюсь. Женщина бегает по залу — по огромному залу — он постоянно увеличивается и вдруг я понимаю, что это вовсе не зал, а какое-то поле, мы скачем по нему, у женщины длинные ноги и копыта, я подковал её на днях. В моих руках плётка, я хлещу её по бокам и улюлюкаю. Вокруг всадники, у них в руках сабли, они машут ими, а женщины под ними рычат. Я отрубаю головы, и кровь, густая тяжёлая кровь хлещет фонтанами из ран. Уставшая женщина хрипит подо мной и бормочет: «Как я хотела бы сестрёнку…»