— Очнулся? Ну и хорошо, — выдохнула Амина.
Но старик не встал. Он только моргал и шевелил губами, пытаясь что-то сказать. Бахтигуль наклонилась ухом к его рту.
— Пить, — расслышала она и оживленно показала матери на отца, на свои губы, изобразила рукой чашку.
Амина поняла ее. Снова приподнялась, пытаясь разглядеть лицо мужа.
— Совсем сдал… что же делать? Надо снег убрать, надо огонь разжечь…
Бахтигуль хлопнула себя по груди, с вопросом глядя на мать.
— Да, да, дочка, понимаю, но ты не сможешь, мала еще…
Девочка вскочила на ноги, выпрямилась, показывая, какая она большая, и протянула к матери руки, стуча кулачками друг о друга.
— Ладно, попробуй, может и получится, а то у меня совсем сил не осталось.
Старуха достала из-под изголовья два камня, протянула дочке.
Не сразу, но все же Бахтигуль разожгла костер в углублении посередине пещеры, собрав в него последние дрова. Водрузила сверху котел, и горстями засыпала в него снег, лежавший горкой у входа. Воды вышло мало, но девочка положила в нее пучок травы, который дала мать, и вскоре от котла потянулся ароматный шлейф летних запахов.
Бахтигуль согрелась у огня. Она сидела около котла на корточках, протягивая к ярким языкам пламени ручки, а потом прижимая их то к ушам, то к щекам. Старуха наблюдала за девочкой, и щемящая боль сжимала ее уставшее сердце. Еще совсем малышка, пяти весен от роду, разве сможет она одна выжить в горах, если они оба умрут?! Амина, в который раз собрав все силы, встала. Бахтигуль подбежала к ней, обняла за колени, подняла на мать глазки, в которых сияла искренняя радость. Амина погладила дочку по головке. Ощутив ладонью спутавшиеся пряди, подумала: «Надо бы причесать». Но гребень куда-то подевался, а искать его не было сил.
— Шапку надень, где твоя шапка?
Бахтигуль недоуменно подняла плечи, отмахнулась, показала на огонь.
— Согрелась? Хорошо.
Но костер уже не играл лепестками огня. Его свет угасал. А дров больше не было.
Тяжелая зима выдалась. Столько снега намело, такие морозы трещали, что людям пришлось очень туго. Старик давно перестал охотиться, выходил за дровами, да тоже давно. Всех своих животных люди съели. Не осталось и запасов сырных шариков, которые и просто пососать можно было, и суп сварить. Амина страдала, не находя выхода. И страдала она, переживая за дочку. «Что мы? Старики! А как же ей выжить?.. Цветочек мой…»
Бахтигуль протянула матери чашку отвара. Девочка всегда улыбалась. А вот говорить не научилась. И подросла уже, а все ни одного слова не сказала, только мычит, да поет что-то свое, не разобрать.