— Можем заключить, о чём речь!
— Я не хочу больше. Мне надоело.
— Завтра нас ждут в Твери.
— Это будет в последний раз.
По дороге в Тверь Иван Романович уговаривал Артосова не отказываться от дальнейших выступлений:
— Пойми, чудак-человек, о тебе уже идёт слава, скоро твои стихи будут нарасхват. Я вчера договорился с «Вагриусом». Они готовы переиздать все твои сборники и в подарочном варианте, и как букет-поки.
— Покет-буки.
— Без разницы. Ты что, не хочешь?
— Хочу.
— Ну вот. Только там одно условие…
— Какое?
— Надо, чтобы имя стояло: «Валерий Есенин».
— Никогда в жизни!
— Да сейчас это расхожая фишка. Посмотри кругом. Суворов, Дашкова, Пугачёва, за всеми этими громкими псевдонимами стоят невыразительные, жалкие фамильишки.
— Моя фамилия не жалкая! Артосов — это звучит!
— Если честно, звучит по-мушкетёрски. Атос-Портосов-Арамисов.
— Артос это священный хлеб.
— А кто об этом знает? Я кому ни скажу, все: «А чего у него псевдоним какой-то оперетточный?»
— Остановите машину, я дальше не поеду.
— Валера! Пойми, на тебя уже работает целая индустрия. Не скрою, я в этом тоже денежно заинтересован. Да ты и не подумал бы, что я просто так с тобой вожусь, из любви к искусству.
— Небось, раз в пять получаете больше, чем я за каждое моё выступление.
— Примерно. Но я занимаюсь организацией, трачу больше сил, чем ты, когда дебоширишь. Поверь, я иной раз с удовольствием поменялся бы с тобой. Поорал бы пьяный, тарелками бы хрясь-хрясь об пол. В рыло. Ты же получаешь и деньги, и удовольствие, а я только деньги. Так почему не имею права получать их больше, чем ты?
— Так и кровососы-издатели рассуждают.
— И правильно. Вот вы, поэты, прозаики, художники разные. Вы создаёте свои произведения. Разве при этом вы не получаете главное наслаждение? Ответь!
— Допустим.
— Вы уже получили награду от Бога — свой талант, приносящий вам несказанное счастье и ощущение того, что вы парите над миром.
— И это даёт всем вам право нас обирать?
— У нас нет других талантов, чем талант использовать в своих целях ваши таланты. Мы такого наслаждения от своего искусства не получаем. А вам при этом даём жить.
— Ван Гогу, например… Тому же Есенину.
— А чем была плоха жизнь у твоего Есенина?
— Тем, что трагически оборвалась в тридцать лет. Что его зверски убили. Слышите вы, зверски!
— Факт убийства до сих пор не доказан.
— Доказан, ещё как доказан!
— А нечего было лезть в политику.
— Короче, Валерием Есениным я быть не собираюсь и точка!
— Мы ещё вернёмся к этому разговору.
Из Твери, где Артосов выкаблучивался перед местными владельцами каких-то подземных сооружений, он привёз полтысячи евро. Романыч подкупал его. Но он твёрдо решил, что лучше издохнет под забором, чем продолжит это дело.