Шима задумался.
— Ты права. Куда ни кинь, всюду клин. Но поверь мне, Гретхен: я готов предстать как господин Хоч, если без этого тебе не выкрутиться.
Гретхен поцеловала его в затылок.
— Что я в тебе люблю, Блэз, так это — как ты мне нравишься! Такой славный парень… Благодарю за предложение, однако правда о Хоче не даст ответа на все вопросы Индъдни. Не забывай об этих треклятых скелетах.
— Я бы забыл, если б смог. Но разве теперь это не забота субадара? При чем здесь мы?
— Неверно. Они — все еще наша забота. Кто сделал это с громилами? Как? Почему? Повторится ли такое? Все это — проблемы Индъдни, да, но ответь мне на такой вопрос: кому предназначалось стать этой жертвой, тебе или мне?
У Шимы отвисла челюсть.
— Ты хочешь сказать, что быдлонов разделали по недосмотру?
— Ну. Целиться могли в нас. А если это так, повторится ли попытка и как нам отбиться? — Гретхен перекосилась. — Нужно придумать, как нам обороняться, только не спрашивай меня, от чего.
Шима нахмурился.
— Тогда отводим войска и перестраиваем ряды. Индъдни упомянул о других злостных зверствах?
— Да.
— Не уточнял?
— Он сказал, что сообщений не делалось, потому что они были неправдоподобно outre.
— Должна быть небывалая чертовщина, — покачал головой Шима, — чтобы в нынешней жизни Гили это сочли outre.
— Он дал мне понять, что это было хуже, чем случившееся здесь.
— И ты не представляешь, что же здесь случилось?
— Ни малейшей зацепки.
— Ты надежно заперла дверь после моего ухода?
— Да.
— Так как же, помилуй Бог, он попал внутрь? Иисус-Мария и святой Иосиф! Непостижимо! Ты ничего не видела?
— Ничего.
— Значит, ты не могла видеть его глазами. Значит, он слеп. Невероятно!
— Он или она… — Гретхен осеклась. — Слепой? Не знаю, но чувствую я что-то другое.
— Чувствуешь… Ты ничего не почувствовала, когда ждала Убийственников?
— Ничего. Я… постой, на мгновение потянуло холодом, но я была почти раздета, да и все мы привыкли к ознобу и сквознякам. «Как Ему пчела предстанет, коли Божий Хлад нагрянет?»
— Холод, говоришь. Прошел сквозь запертую дверь, и потянуло холодом. Ты что-нибудь слышала?
— Ни шороха.
— Другие ощущения были?
— Нет. Хотя погоди. Помнится, повеяло странным запахом.
— Вот это по моей части. Какого рода запах? Сладкий, резкий, тяжелый, приятный, скверный?
— Чужой и тошнотворный.
— Проникновение. Холод. Молчание. Тошнотворный запах. А потом потребил плоть и кровь мертвых громил?
— Все подчистую. Кости были обглоданы добела.
— И ушел сквозь надежно запертую дверь, оставив ее запертой. Не мог, но ушел. Точка. Ну, как наши дела? Я доложу, куда добралась моя половина психимика… Никуда! Вот вам и могучая сила фактов. Какие ты оскорбления имела в виду?