— Отвязался?
— Пришлось ему отвязаться, хошь и в сокрушенье впал. Но потом ещё раз-другой агитировать меня починал: мол, переделай ты болыневицкий флаг на красно-сине-белый да позови бургомистра в гости, в чести у него будешь, ты ж ведь от красной власти сильно пострадавши был! А то и грозить как-то стал голосишком своим визгливым. Ну, пришлося гаркнуть на его… Ничто, не настучал, обошлось. Да и наши уж в наступленье шли…
— А что с Грихой потом сталося? — спросил дед.
— Да вроде… сбёг он с немцами, сгинул где-то… Главно дело, — на лице мастера вновь появилась хмурая усмешка, — так и не пришлося мне красное знамя на власовское переиначить, дожило оно красным до Победы.
…Знал бы старый краснодеревщик в тот день, что через тридцать пять лет этот самый „триколор“, все годы оккупации висевший рядом с гитлеровским штандартом, будет узаконен в качестве государственного флага России.
Может быть, кто-то скажет: мол, автор издевается над символом новой российской державности… Отнюдь не так, и в мыслях того не держу. Закон есть закон: покуда над московским Кремлём развевается этот стяг, я должен склонять пред ним голову и делать это буду.
В другом дело… Правда — только тогда правда, когда она — полная правда. Неполная правда — уже ложь.
…А одна из самых последних по времени своего создания инкрустаций изображала Мавзолей. Но не одно имя белело на нём, а два: „Ленин“ и „Сталин“.
— Это я уже вместе с сынами таку вставку встромил, в год, когда он помер, — пояснил мастер. Потом пристально взглянул мне в глаза и, видимо, разглядел в них что-то, царапнувшее его. Вздохнул и, медленно подбирая слова, заговорил вновь:
— Чую, что ты там про себя мыслишь, сынок… Мол, вот старый дурень, накостыляли ему при этом батьке усатом по самое некуда и, видать, все мозги вышибли, коль он того батьку в поминальник свой деревянный вписал, так? Молчишь, обидеть старика не хочешь…
— Просто не пойму, Павел Лаврентьевич, какая власть вам по душе. От новой вы натерпелись, но при немцах красное знамя со столешницы не изъяли. При царе, судя по вашим и дедовым рассказам, тоже не всё вас устраивало… Что же надо-то?
…Говоря это, я тоже очень тщательно подбирал слова. И не только потому, что действительно не желал обидеть каким-нибудь легкомысленным словцом этого старого и прекрасного человека, вызвавшего в моей скептически настроенной юной душе настоящее преклонение перед ним. Именно этим преклонением охваченный, объятый восторгом от чудесных творений художников „пламенного дерева“, я прежде всего не хотел никаких разговоров, уводивших прочь от этого волшебного состояния. Но мастер сам завёл такой разговор…