Дорогие мои мальчишки (Кассиль) - страница 3

Ему часто приходили письма. Я видел на конвертах старательно выписанный адрес: "ВМПС No 3756-Ф", и заметил раз в уголке одного письма что-то вроде герба, никогда не виданного мною ни в одной геральдике: по светлому полю выгибалась радуга, и ее пересекала стрела, повитая плющом. Однажды пришел Гаю подарок - кисет и маленькое скромное зеркальце с крышкой, как у блокнота. И на кисете и на крышке был тот же герб со стрелой и радугой. А вокруг герба было выведено нечто вроде девиза: "Отвага, Верность, Труд - Победа".

- Вот, - сказал Гай, давая мне полюбоваться подарком, - не забывают меня у Лазоревых Гор. Синегорцы - народ верный. Это, конечно, Амальгама сообразил... Синегорчики мои дорогие! - И он улыбнулся скрытно я застенчиво.

Потом осторожно отобрал у меня зеркальце, погляделся в него, потер коротко стриженную голову и, заметив, что я хочу что-то спросить, опередил меня.

- Ладно, ладно, - сказал он, - расскажу. Придет время - и расскажу.

Он, видимо, хотел поближе узнать меня и пока не считал еще достаточно созревшим, чтобы делить со мной свою тайну. Но я после этого разговора немножко осмелел и, когда Гай снова получил письмо, уже сам спросил:

- Ну, что в Синегории слышно? Как поживают синегорцы и этот... как его... Альбумин?..

- Амальгама, - чуть усмехнувшись, но тотчас снова став серьезным, поправил меня Арсений.

- Нет, правда, откуда же это письмо и кисет?

- Из Синегории... Откуда же еще?

И лишь в день моего отъезда, когда я уже завязывал свой рюкзак, Арсений Петрович, закончив составление сводок всем, кто заказывал погоду, сказал мне:

- Улетаете сегодня?.. Ну что ж, хотите, я расскажу вам напоследок? Только, чур, не перебивать меня. Хотите слушать, так уж слушайте и принимайте все на веру...

Мы сидели с ним у землянки, где помещалась метеостанция. Ночью сильно штормило. Море в заливе было темно-сиреневое после дождя и не совсем еще уходилось. Радуга гигантской семицветной скобой охватила небо, одним своим полупрозрачным концом слегка врезалась в горизонт и казалась потому совсем близкой. Истребители прошлись под радугой, как под огромной воздушной аркой. В капонирах, сложенных из камней, укрытые ветвями притаились самолеты-штурмовики. Под навесом с маскировочной сеткой летчики играли в "козла" и громко стукали о стол. Они играли молча и только крякали, когда с размаху выкладывали подходящее очко. В одной из ближних землянок запустили патефон. Песня была про златые горы, про реки, полные вина, которые певец отдал бы за чей-то ласковый взор, - на, бери все, не жалко, только люби... И оба мы - Арсений и я - вздохнули вместе, хотя и каждый о своем.