Свой среди чужих (Афанасьев) - страница 126

А вот здесь, сударь, происходило кое-что другое. Здесь тоже был террор, но он был не ради Персии, он был ради сохранения личной власти шахиншаха. Здесь не было раскола в обществе, потому что на Востоке народ вообще инертен, но теперь он есть. Шахиншах, опасаясь, что армия и спецслужбы свергнут его, как свергли его предшественника, решил повязать их кровью, сделать объектом всеобщей ненависти, сжечь за собой мосты. Он понял, что только если армия и спецслужбы сделаются объектом всеобщей народной ненависти, только тогда у них не останется выбора, только тогда они будут защищать его трон до последнего человека и до последней капли крови, чтобы и самим не стать жертвой разъяренной, желающей расквитаться за все толпы. И он создал государство в государстве под названием «армия, жандармерия, полиция и САВАК». Он создал новую касту, новый правящий класс. Он сказал: творите все, что хотите, до тех пор, пока вы мне остаетесь верны, но если вы усомнитесь во мне хоть словом, хоть намеком, хоть мыслью, рука тайных карателей уничтожит вас. А если вы взбунтуетесь, то вас уничтожит народ. Тех из офицеров, кто не был лишен совести и отказался играть по новым правилам, либо расстреляли, либо растерзали до смерти в этом гимнастическом зале, либо им удалось бежать в другие страны. Остальные оказались между молотом и наковальней. Днем они творили безнаказанные преступления, грабили, убивали, насиловали, а ночью тряслись в ожидании стука в дверь и расплаты за свои преступления – мнимые, потому что за истинные никогда и никого не карали. Здесь офицеры были разбиты на тройки, и каждому вменялось в обязанность доносить на другого, за провинность одного казнили всех троих. И доносили. Здесь САВАК, местную спецслужбу, которая владела этим объектом, комплектовали из сирот из нищих, забытых Аллахом мест, которых учили ненавидеть армию, ненавидеть народ, ненавидеть всех, кроме обожаемого шахиншаха. Здесь сын мог очиститься от подозрения в предательстве и остаться в живых, если он соглашался казнить своего отца. За годы правления шахиншаха Мохаммеда здесь сделано столько дурного, что если бы отверзлись врата и воинство ада пошло по земле – я уверен, что и они бы не смогли сотворить столько дурного.

И сейчас шахиншаха нет. Но мы – остались. Мы приняли эту страну и это искалеченное общество, где не верят ни в правду, ни в добро, ни в справедливость. Здесь столько ненависти и столько боли, что не описать никакими словами. Все местные исламисты, исламские экстремисты – история каждого из них началась тогда, когда слуги государевы попрали их права и жестоко надругались над ними и над их семьями. Большинство из них встали на джихад не потому, что получили от кого-то деньги или просто поверили в Махди, его второе пришествие. Махди для многих, для большинства персов был символом надежды, лучом света в конце тоннеля, надеждой на конец беззакония. Именно поэтому они так яростно воюют за идеи махдизма – они не верят ни во что, кроме этого, и хотят наказать нас за то, что мы отняли у них эту последнюю веру. Пройдут долгие, очень долгие годы, прежде чем им удастся забыть и заново поверить…