С устрашающим проворством она принялась хватать огромные литые гири и тяжеловесные штанги, толстые стальные блины, лежащие на полу. Их только сейчас разглядел Чудинов, войдя со света в полумрак холла. С изумлением следил он за богатырскими движениями этой по-ляницы, которая без натуги швыряла или откатывала снаряды в угол. Потом она вернулась к конторке.
- Теперь порядок! - произнесла она, слегка отдуваясь.- Ну, милости просим. Я тут комендантом работаю. Олимпиада Гавриловна меня зовут, но большей частью тетя Липа. Будем знакомы.- Она протянула свою могучую длань, которую с известной осторожностью пожал Чудинов.- Вы давайте ваш багажик, докумен-тики, пожалуйста, оставьте, а я вам сейчас комнатку открою. Только извините, на двоих будет. Гостиница еще не вполне вся открытая, пока у нас на манер общежития, временно, конечно. Ну, а покуда что будете один жить, только в случае переполнения вторую коечку заселим. Вы присаживайтесь. Можете вон там газетку почитать. Если желаете с дороги побриться, у нас парикмахер очень прекрасный из Мариуполя. Как эвакуировался в сорок первом, так и остался. Культурный такой, будет вам о чем с ним поговорить. Все, кто к нам бриться ходят, очень уважают. Дрыжик его фамилия, Адриан Онисимович.
Легко вскинув на плечо увесистый чемодан Чудино-ва, прежде чем тот успел что-либо сказать, она унеслась вверх по лестнице, Документы, выложенные Чудиновым на стойку, едва не улетели за ней - такое возмущение воздуха произвела она своими мощными движениями.
Через несколько минут Чудинов уже сидел в парикмахерской в кресле перед большим зеркалом, в котором через просторное окно за переплетом легких лесов отражались сугробы, ели на улице, редкие прохожие. Парикмахер Дрыжик, величественно-медлительный, с печатью интеллектуальной грусти на лбу, маленькими усиками и в несколько старомодном пенсне, сдвинутом к кончику носа и позволяющем смотреть поверх стекол, работал над физиономией приезжего. В движениях брадобрея сквозило, несмотря на старательную деликатность жестов, некое искусно прикрываемое на миг пренебрежение: и нетаких, мол, брить приходилось... Иногда, отложив в сторону бритву, он заглядывал в зеркало, склоняясь к нему, осторожно трогал кончиком мизинца прыщик на собственном подбородке и при этом продолжал вести неспешный, полный достоинства разговор, обращенный не к Чудинову, а преимущественно к отражению клиента в зеркале.
- Не горячо? - вопрошал он, продолжая мылить лицо Чудинова.- Надолго к нам? - Он посмотрел в зеркало и дождался, тюка отражение Чудинова не кивнуло ему.- Душевно рад. Полюбите город. Будьте уверены. Я когда сюда эвакуировался в сорок первом, тут фактически только поселок был у рудника, а теперь глядите! А руда у нас какая! - Он достал с полки, где стояли различные банки и флаконы, несколько маленьких образцов руды,- Вам, конечно, известно, какую роль она в войне сыграла? Да и теперь...- Он снизил голос, почти перейдя на шепот: - Это, конечно, не подлежит оглашению, но мы тут свои. А уж лыжники у нас - самородки буквально! Лыжами интересуетесь?