В соседней комнате захныкал ребенок. Луиза часто брала к себе Эмму, младшую девочку ее дочери Рут. Далтону, наверное, было поручено следить за хлебом и присматривать за малышкой, но птицы отвлекли его, и он обо всем позабыл.
— Что здесь творится? Где Далтон? — Луиза Райделл влетела в кухню с охапкой подсолнухов.
— Хлеб в духовке загорелся, — сказал Джеймс. — Ты что, оставила на Далтона и плиту, и Эмму?
— Не смей говорить со мной подобным тоном, Джеймс Такер! Я вышла на минутку — цветов нарвать.
— Да ты глаз с нее не должна спускать! — резко ответил Джеймс. — А если б начался пожар? Отец о себе позаботиться не может, тем более о ребенке.
Вошел Далтон с Эммой на руках.
— Позабыл я… Услышал, что хлеб горит, и позабыл о нашем ангелочке.
Джеймс промолчал. Отец, как теперь нередко бывало, все перепутал, но сейчас это было уже не важно. Эмма, держа Далтона за уши, смотрела ему прямо в глаза. Сейдж тоже так делала, подумал Джеймс. Очень любила дедушку, и он в ней души не чаял.
— Не волнуйся, дорогой, — сказала Луиза. Высокая, загорелая, она замечательно выглядела в джинсовой юбке, сиреневой кофте и фиолетовых сапогах. Густые черные волосы заплетены в длинную косу. — Мы все дома, — улыбнулась она Далтону. — С Эммой ничего не случилось. Все хорошо.
Джеймс вышел. У него десять тысяч голов скота, и их нужно как-то поить. Зачем ждать до утра? Он решил еще вечером возвратиться к стаду: надо выжечь вереск и полынь, которыми заросли оросительные канавы, — вдруг дождь пойдет, тогда хоть немного воды удастся собрать.
Владельцы ранчо всегда чего-нибудь ждали — то дождей после засухи, то, наоборот, ясной погоды после затяжных ливней. Но Джеймс знал нечто, что большинству было неведомо: человеку, потерявшему сына, уже не на что особенно надеяться. Надежды в жизни Джеймса было еще меньше, чем дождей в это лето.
И все же лучше заранее приготовиться к тому, что пошлют небеса. Он вспомнил слова отца про скорые вьюги. Может, Дейзи правильно сделала, уехав из Вайоминга. Жизнь здесь совсем не сладкая.
Вагон сильно трясло, и Сейдж боялась, что ее снова вырвет. Она сдерживалась из последних сил. Смотрела на Бена — это помогало. Любовь всегда помогает.
Бен спал, расстелив спальный мешок на жестком дощатом полу. В вагоне было темно, ночью еще и холодно.
— Ой! — Снова подступила тошнота.
— А? Что? — проснулся Бен. — Тебе опять плохо?
Сейдж грустно кивнула:
— Проклятая тряска.
— И окон нет. Даже меня немного подташнивает.
— Жалеешь, наверное, что не остался дома.
— Я же сам предложил уехать, — напомнил он.
Бен ее поразил. Она зашла попрощаться, а он наотрез отказался отпускать ее одну, сказал, что любит ее и они будут вместе до конца жизни. И потом все время это повторял.