Что же касается следующей, то Готель, наконец, решила посетить Турин - город, в котором она родилась, но которого, в виду младенчества, так никогда и не видела. Она больше не впадала в панику в связи с грядущими переменами, а готовилась к подобной реинкарнации специально и заблаговременно. И поскольку она не хотела появляться в Турине преждевременно и давать повода, путь даже для сомнительных гипотез, она отправила пожертвование одному из местных храмов с рекомендательным письмом его настоятельнице и с указанием времени своего визита. Она даже сшила новое платье на италийский манер, чтобы скорее войти в новый образ. Она полностью была готова начать всё заново, когда покидала Марсель; прекрасный Марсель, подаривший ей чудесное и незабываемое время.
Будучи в почтенном возрасте, Готель не могла осилить расстояние до Лиона в одиночку, а потому наняла экипаж. К концу первого дня она услышала усталый плеск Роны, а затем мимо прошли знакомые ей этой дорогой города: молодой Монтелимар, Валанс, близлежащий Вьен и в завершение Лион. С того дня, как она покинула этот славный город прошло более пятидесяти лет, а потому, прибыв туда, она сошла на его улицы без опасения быть узнанной кем-то из прошлого. Тем не менее, она не стала подниматься на свой холм, а прошла вокруг, по левому берегу Соны и устремилась в лес. Готель не хотела проводить лишнюю ночь в прошлой жизни. Наконец, у неё был план, и она не собиралась от него отступать. Подобрав сухую палку, она перебирала ею подножные листья, под которыми на пороге осени уже пряталась спелая земляника. В сравнении с доминирующим освежающим бризом Марселя, запах осеннего леса был намного богаче на ароматы. Трава, кора деревьев и даже сама земля источала столь дивный букет, что к тому моменту как Готель подошла к цветку, её голова была одурманена, а тело обессилено настолько, что она заснула возле своей лилии, не дождавшись темноты.
Пробуждение же её, напротив, было однообразно холодным и неуютным с первых минут. Начиная с того, что едва поднявшись с земли, Готель чуть не упала, запутавшись за подол собственного платья, которое на утро оказалось на несколько размеров меньше, чем было вечером. Она вытянула вперед руки, но и рукава прикрывали её ладони, словно у ребенка примеряющего мамино платье. Готель не была ребенком. Но, похоже, на сей раз ей было не больше пятнадцати. Это была катастрофа. Не говоря уже о том, что в таком несовершенном возрасте, безопасно устроиться в Турине, кроме как снова сделаться монашкой, невозможно. "О, Боже! - сокрушалась Готель, - за что мне такое наказание!"