- Если увидишь моё кольцо, обязательно скажи, - наказывала она, заглядывая под покрывальце.
Теперь девочка не была тонкокожим и ярко розовым эмбрионом. Её тело с каждым днем округлялось и белело, а на голове обозначился очень милый, светлый пушок. Готель её боготворила. Это был, без преувеличения, главный предмет её обожания. Ни к кому на свете она не проявляла столько деликатности и уважения. И если бы она могла заботиться о девочке, не прикасаясь к ней, вполне возможно, что так бы оно и было, ибо любое прикосновение принималось ею не иначе, как подарком и высшей милостью, не соизмерение чего доставляло бы Готель, наверное, физический дискомфорт. А потому она не могла видеть, когда кто-то проявляет подобную, непозволительную даже себе самой, фамильярность.
- Жусти́н! Жустин! А-а…, - звал свою супругу месье Морó, после чего махнул рукой и заговорил довольным голосом, - пока у нас будут такие покупатели, нам совсем нечего бояться.
Из другой комнаты вышла мадам Жустин, которая вынесла узелок с продуктами, и пока Готель расплачивалась, её супруг не упускал возможности пообщаться с малышкой. Он протягивал ей указательный палец, и девочка крепко хватала его, держала, выпускала, а потом всё повторялось снова.
- Какая сильная! - смеялся месье Моро, и Готель политично улыбалась, глядя на их игру, хотя внутри неё уже свирепствовала неистовая буря, а сердце сжималось при каждом взгляде в их сторону.
- Нам пора, - прощалась она, снимая с прилавка корзину, и растворялась столь же бесследно, как и являлась.
- Ты не понаслышке знаешь, как опасно общаться с малознакомыми людьми, - отчитывала Готель по дороге, - да, месье Моро - хороший человек, но, всё равно, ты не должна быть столь легко доверчивой.
Наступала зима, но вместо снега чаще просто шел дождь. И у подножья башни, меж высоких кольев, Готель сооружала небольшой навес и ставила там корзину. Корзину, от которой она не отходила ни на шаг с того самого момента, как получила её из рук Ордена в Париже. Но теперь девочка едва помещалась в ней, и Готель выкладывала ребенка на расстеленное одеяло, каждый раз, когда стирала или мыла посуду.
- Дождь, - констатировала она, закончив у ручья и усевшись под навес рядом с девочкой.
- Гу, - произнесла малышка.
- Не иначе, - задумчиво согласилась Готель.
И они возвращались в башню, где было тепло, сухо и чисто. Идеально чисто. Ребенок начинал ползать.
- Я знаю, мы раньше не говорили об этом, - отвернувшись лицом к кухне, толковала Готель что-то в ступке, и девочка внимательно и сосредоточено следила за мамой, пока та не подошла и не села рядом, - но мы так устроены, - добавила она, разведя руками, и облизала палец испачканный остатком чего-то вкусного.