По ночам с горных перевалов открывались глазу зловещие огненные гребни, которые там и сям беспощадно прочесывали смоляную тайгу.
На исходе августа, во второй половине дня, выползла из дымной тайги к Уракскому перевалу цепочка людей и вьючных оленей. Судя по разноцветным кафтанам и обильной растительности на лице, это были сибирские казаки и промышленные. Кое-кто из них вел в поводу верховых лошадей.
Впереди этого каравана шло несколько ламутов, на них были оленьи кафтаны с коротко — по-летнему — остриженной шерстью, расшитые мелким цветным бисером — одекуем, малахаи надвинуты до бровей, на ногах — короткие сыромятные бродни.
За спинами у ламутов болтались короткие луки в чехлах, на поясах — тяжелые расшитые колчаны, полные стрел с железными наконечниками. Только у самого молодого из них за спиной висел старенький самопал, которым обладатель немало гордился. Это был младший сын ламутского князца Шолгуна Умай. На кафтане Умая, кроме бисера, поблескивало полдюжины крупных медных монет и медных бляшек. Его самопал был знаком особой милости якутского воеводы к старому Шолгуну, унявшему по договоренности с воеводой многолетнюю смуту ламских родов вокруг Охотского острога.
Рядом с Умаем, ведя в поводу пузатую лошаденку, шагал Семейка Ярыгин. На его худом обветренном лице выделялись живые темные глаза и не по годам суровая складка над переносьем. Он служил при начальнике отряда Сорокоумове за толмача.
Сибирский губернатор князь Матвей Петрович Гагарин, выполняя волю царя Петра Алексеевича, отдал приказ якутскому воеводе послать казаков для отыскания морского пути из Охотска в Камчатку. Морской путь мог бы разрешить все трудности по доставке в Якутск камчатской пушнины. Немирные оленные коряки часто подстерегали отряды казаков, шедших сухим путем из Камчатки через Анадырь в Якутск, соболиная казна бесследно исчезала в тундре вместе с сопровождавшими ее служилыми. Более двухсот казаков оставили свои головы на этом крестном пути за первые десять лет после покорения Камчатки Атласовым. Для немногочисленного якутского гарнизона это была огромная потеря. За недостатком людей соболиные ясачные сборы не вывозились с Камчатки по нескольку лет.
Очередь идти на службу из ближних якутских волостей в дальний Охотский острог пала на казачьего десятника Ивана Сорокоумова, человека заносчивого, но ленивого и нерешительного, приземистого, неповоротливого, с оплывшим бабьим лицом. Чтобы придать ему решительности и энергии, его заранее осыпали милостями, приписали в дети боярские, снабдили его отряд пушками, придали даже сиповщиков и барабанщиков, словно он был по меньшей мере казачьим головой.