— Да как Петриловский посмел? — возмутился Соколов. — Это Козыревского-то в монахи? Или долгая служба Ивана государю ничего не стоит?
Увидев искреннее возмущение Соколова, Варлаам преобразился. Его угрюмость и молчаливость как рукой сняло.
— Как Петриловский посмел, спрашиваешь? — заговорил он с лихорадочным ожесточением. — А так и посмел. Он все смеет. Кто ему тут указ? Припомнил он Ивану участие в убийстве атамана Владимира Атласова и других камчатских приказчиков-лихоимцев, бунт одиннадцатого года припомнил. Отобрал все пожитки, бил кнутом и упрятал в монашью обитель. А поживился он на Козыревском крепко. Одних соболей отписал на себя тридцать сороков. Все, что скопил Иван за свою четырнадцатилетнюю службу. Человека большей корысти, чем Петриловский, во всей Сибири не сыщешь. Всю Камчатку он высосал, не продохнуть ни нам, служилым казакам, ни инородцам. Где найдешь управу?
— Ну, это ты зря, Варлаам. Найдется и на него управа, — проговорил Соколов с тем ледяным спокойствием, которое, как знал Семейка, было страшней всякой ярости. — Если все, что ты здесь говорил, правда, тогда я сам вмешаюсь в ваши дела. У меня в команде много добрых молодцев. Сообща наденем на Петриловского узду. Знавал я его по Якутску. Казак куражистый и корыстливый. То верно. Однако ж дойти до такого — надо совсем потерять голову… Стало быть, Козыревский насильственно пострижен?
— Да он ли один? — заскрипел вдруг зубами Варлаам. — Есть такие, кого Петриловский и вовсе сжил со свету.
Бураго рассказал, что Петриловский запер в амбар его брата Алексея и держал его там без воды и пищи до тех пор, пока казак не умер. Вина Алексея состояла в том, что он прямо в глаза обвинил Петриловского в лихоимстве.
Соколову с Семейкой теперь стало понятно, почему, завидев лодию, жители камчадальских стойбищ прятались в тайге.
— Придется ехать в Нижнекамчатский острог, — решил Соколов. — Потребую у Петриловского отчета. На то у меня наказная память есть. Велено мне от якутского воеводы, если представится возможность, вывезти с Камчатки государеву ясачную казну. Спрошу с Петриловского, как он ведал ясачным сбором и как правил государеву службу. Боюсь только, что из-за этой задержки не успеем мы в нынешнем году вернуться в Охотский острог.
— Постой за дело государево и за нас, казаков, Кузьма! — взмолился Бураго. — Житья нету. А мы тебе, все до единого, подмогой будем!
— А Завина где, жена Козыревского? — вмешался в разговор Семейка.
— Завина?.. А, та камчадалка… Петриловский на красу ее прельстился, увел в свой дом. Да недолго она взаперти у него пробыла, руки на себя наложила…