— Так что же нам делать?
— Ничего. Помните только мой совет: в этом государстве можете протягивать руку куда угодно, кроме Национального банка. Не забывайте, сколько они положили труда, чтобы взрастить этого молодого человека. И вы хотите, чтобы они теперь согласились убрать его оттуда?
— В таком случае наш товарищ останется не У дел.
— Это не имеет значения, придумаем ему что-нибудь другое. Да, хорошо, что кстати вспомнили. Устроим его в сенате.
— Это уж ваше дело!
— Чудесно! Правда, сейчас важнее всего прибрать к своим рукам мелюзгу, засевшую в меджлисе. Ведь завтра-послезавтра они нам могут понадобиться, и нужно быть готовыми. Только прежде, пока не забыл, я хотел спросить, отдали ли вы распоряжение валютной комиссии.
— Да, горбан, в ту же самую минуту. Но вот просвещенцы решили совать нам палки в колёса. Как будто они не знают, что дети высокопоставленных особ должны обязательно учиться в Америке. Им, видите ли, подай документы на получение валюты. Но какие могут быть документы, когда речь идёт о такой незначительной сумме, к тому же предназначенной для того, чтобы дети мужественного народа могли получить высшее образование в Америке!
— Не огорчайтесь. Скоро мы доберёмся до Высшего совета просвещения и они перестанут своевольничать. Всем другим наглецам мы уже подрезали крылышки, остались, кажется, только эти слишком ретивые болтуны. Им, видите ли, больше всех надо! Впрочем, ладно, оставим это, есть дела поважнее. Сегодня же дайте распоряжение, чтобы вопрос о контрабанде в Хузистане забросили за горы Каф[64].
— Горбан, это не в моей власти. Такими делами ведает министерство юстиции.
— Сейчас дойдём и до министерства юстиции. Мы думаем опять назначить туда нашего человека, того старого сеида[65]. Как ваше мнение?
— Да, пожалуй, неплохо. Правда, он иногда бывает упрям.
— Ничего, обуздаем. Во всяком случае, вы должны постараться сегодня же уладить хузистанский вопрос, чтобы это не помешало нам добиться вотума доверия. Как вы поступили с исфаханской фабрикой?
— Право, это дело прокурора.
— Напрасно вы, господин министр, так много позволяете разным ахундам. Ведь мы с вами ещё в молодости натерпелись от них, когда работали в судебных учреждениях, и разве вы не изучили эту породу людей: чем больше делать им поблажек, тем больше они наглеют. Такому только скажи: «Поправь вьючное седло», а его уже и след простыл.
— Да, это так. Но что поделаешь, у нас тысячи всяких забот и болячек. А люди совсем обнаглели и всюду суют свой нос. Да, не ценили мы времён Пехлеви, вот и наказал нас за это бог. Появились газеты, студенты, партии, которые лезут всюду, куда надо и куда не надо, а мы ещё обязаны улаживать все конфликты. Опозорят меджлис или депутата, а достаётся за это нам. Ведь народ-то знает, что мы привели и усадили этих господ. Поэтому мы вынуждены иногда привлекать кого-либо к ответственности, чтобы на два-три дня хоть немного успокоить людской гнев. Сами знаете, мы больше всех, гораздо больше, чем сами господа депутаты, стараемся задобрить народ, успокоить и убаюкать его, чтобы под шумок можно было проводить линию наших друзей.