— Дяденька танкист, а вы надолго?
— Не понял тебя, девочка.
— Ну, к нам, в город? Немцы опять не вернутся?
— Нет, малышка. Уже не вернутся…
— Значит, нам можно кошку опять завести?
— Как это «опять»?
— Понимаете, дяденька танкист, когда к нам пришли вот эти…
Девчушка кивает в сторону бредущих по дороге итальянцев.
— То они нашу Мурку съели. И не только Мурку. У соседей — Ваську. У других соседей — Мурлыку. У тёти Маши Муська долго пряталась, но они её три дня назад всё равно поймали и съели. А я так кошечку хочу. С ней спать теплее…
Я не верю своим ушам — так эти любители макарон ещё и кошкоеды?! Дожились, союзнички фашистские! Невольно меня разбирает неудержимый смех. Вроде и бои тяжёлые, и потери имеются, но мне просто с м е ш н о и я валюсь на снег. Подбегают встревоженные ребята, а я не в силах остановиться, смех становится просто истерическим. Наконец Татьяна, отчаянно закусив губу, отвешивает мне со всего маха пощёчину. Резкая неожиданная боль заставляет меня успокоится, и я объясняю причину своего веселья. Взрыв смеха привлекает пехотинцев, те обступают нас, девчушка повторяет свой рассказ о кошах и итальянцах. Через несколько минут уже вся площадь покатывается со смеху, и как назло, в этот момент на ней появляются совсем экзотические личности — эти берсальеры одеты уже вообще в не пойми во что! На ногах огромные, плетёные из соломы эрзац-валенки, их смешные пилотки натянуты на уши так глубоко, что едва торчат один синие носы с замёрзшими на кончике сосульками. И у одного из них на поясе открыто висит ободранная кошачья тушка. В первый момент мы, не разобравшись, решили, что счастливчик подстрелил где-то зайца — но это оказывается кот… Смех бойцов становится просто оглушительным, пленные настороженно озираются на нас, а мы умираем со смеху…
Ночью подошли, наконец, и кухни. Приотстали у нас тылы, и сильно. Боевые сто грамм приводят нас в норму, и мы без сил валимся спать. Ночуем у этой девчушки. Её семья ютится в подвале, поскольку дом давно сожгли, и нам разложили на полу охапку трофейного сена. Ночь проходит спокойно. Утром мы щедро делимся продуктами с приютившими нас хозяевами, поскольку немцы и, особенно прибывшие до них румыны, обчистили всех подчистую, до последнего зёрнышка. Затем, приведя себя в порядок, принимаемся за обычную профилактику машин. Нелегко отскрести от замёрзшей крови громадный корпус, и мне в голову приходит светлая идея — поскольку пленные бредут через город нескончаемой чередой, то использовать их дармовую силу. Подхожу к начальнику очередной колонны и объясняю ситуацию. Легкораненый сержант соглашается, и мне отсчитывают десяток человек. Все худые, словно скелеты. Но это не итальянцы, а немцы. Тем лучше. Я хоть могу с ними объясниться, благо язык по-прежнему учу. Мне бойцы в Сталинграде настоящий немецко-русский разговорник достали, вот каждый вечер и зубрю потихоньку.