Король вздрогнул и опять обхватил руками голову, а когда он поднял к графу свое изборожденное морщинами лицо, тот увидел, как по нему скатились две слезы.
— Да, да… припоминаю, — сказал король, — он умер в Компьене, — и добавил тише, — Изабо сказала мне, что он умер от отравления. Но… молчок!.. об этом нельзя говорить… Верите ли вы, мой кузен, что так оно и было?
— Враги герцога Анжуйского обвинили герцога в отравлении, строя свое обвинение на том, что, мол, смерть Жана приблизила к трону зятя герцога, дофина Карла. Но король Сицилийский не способен был совершить такое преступление, если же он и совершил его, бог не дал насладиться ему плодами греха, — ведь сам герцог Анжуйский умер в Анжере спустя полгода после того, как было совершено убийство.
— О… мертв, мертв! — отвечает все время эхо, стоит мне позвать кого-нибудь из моих сыновей или моих близких. Смертоносный ветер веет над троном, и из всей прекрасной семьи принцев остались лишь молодое деревцо и старый ствол. Так, значит, мой возлюбленный Карл…
— Разделяет со мной командование войсками, и если б у нас были деньги, чтобы узнать новости…
— Деньги! А разве, дорогой кузен, у нас не припасены деньги для нужд государства?
— Они использованы, ваше величество.
— Кем же?
— Я преисполнен почтения к этой персоне, оно не дает обвинению сорваться с губ…
— Но, дорогой кузен, никто, кроме меня, не вправе был распоряжаться этими деньгами, и никто не мог присвоить их себе, не имея нашей печати и подписи нашей царственной руки.
— Государь, лицо, похитившее их, воспользовалось вашей печатью, рассудив, что ваша подпись не обязательна.
— Да, на меня смотрят уже как на умершего. Англичанин и бургундец делят мое королевство, а моя жена и мой сын — мои деньги. Ведь кто-то из них совершил кражу, не так ли, кузен? А иначе как кражей не назовешь этот акт по отношению к государству, ибо государство нуждается в этих деньгах.
— Государь, дофин Карл преисполнен почтения к своему отцу и повелителю, он не может без его соизволения предпринять что бы то ни было.
— Так, значит, королева?.. — снова глубокий вздох. — Да, королева. Мы повидаемся с ней и потребуем от нее вернуть деньги, и она вернет их, она поймет.
— Государь, деньги употребили на то, чтобы купить мебель и драгоценности…
— Как же быть, мой бедный Бернар? Придется вновь обложить налогом народ.
— Народ уже раздавлен.
— Нет ли у нас каких-нибудь алмазов?
— Только те, что в вашей короне. Государь, вы слишком мягки с королевой, она губит королевство, а ведь отвечаете за него перед богом вы. Народ бедствует, а она раскошествует, и чем беднее народ, тем неистовей она; ее придворные дамы ведут привычный образ жизни, делают огромные расходы, носят такие дорогие одеяния, что все только диву даются. У молодых сеньоров, их окружающих, вышивка камзола стоит годового жалованья войска. Под предлогом опасностей, которые ей якобы угрожают, королева потребовала для себя охрану, государству это не нужно, но все оплачивается из государственной казны. Сир де Гравиль и сир де Жиак, командующие личным войском королевы, беспрестанно требуют денег и драгоценностей. Порядочные люди ропщут, глядя на излишества, которым предаются королева и ее свита.