Другие его приказания были также выполнены без промедления. Когда настала тишина, он сказал:
— Отступите.
Толпа раздвинулась, и герцог, до крови кусая губы от стыда, — ведь ему пришлось прибегнуть к услугам простолюдина, — поднялся на крыльцо, ругая себя за то, что спустился с него. Человек, отдававший приказания, встал рядом с ним, обвел глазами толпу, дабы удостовериться, что она готова слушать, и сказал принцу:
— Теперь говорите, мой герцог, вас слушают.
С этими словами он, словно верный пес, лег у ног герцога.
Тем временем кое-кто из сеньоров, находившихся во дворце Сен-Поль, вышли наружу и стали позади герцога, готовые в нужную минуту оказать ему поддержку. Герцог сделал знак рукой, человек в красном кафтане властно протянул: «Ш-ш-ш!», прозвучавшее как грозный рык, и герцог заговорил.
— Друзья мои, — сказал он, — вы просите у меня хлеба. Я не могу дать вам хлеба. Его едва хватает для королевского стола, королю и королеве. Вы б не бегали без толку по улицам Парижа, а лучше пошли бы да и взяли приступом Маркуси и Монтери, где укрылись дофинцы[27], в этих городах много припасов, вы прогоните оттуда врагов короля, которые сняли весь урожай, вплоть до самых ворот Сен-Жак, а вам мешают сделать то же.
— Лучшего и желать не надо, — отвечала толпа, — дайте нам только вождей.
— Сир де Коэн, сир де Рюп, — сказал, полуобернувшись, герцог, обращаясь к рыцарям, стоявшим позади, — вы хотите иметь армию? Я вам даю ее.
— Да, монсеньер, — ответили те, выступая вперед.
— Друзья мои, — продолжал герцог, обращаясь к толпе и указывая на тех, кого мы только что назвали, — хотите вы, чтобы вашими вождями были эти славные рыцари? Вот они, берите.
— Они ли, кто другой, — лишь бы шли впереди.
— Тогда, господа, на лошадей, — сказал герцог, — да поживее, — добавил он вполголоса.
Герцог собирался уже войти в дом, но тут человек, лежавший у его ног, поднялся и протянул ему руку; герцог пожал ее, так же как пожимал и другие протянутые к нему руки: ведь он был кое-чем обязан этому человеку.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Каплюш, — отвечал мужчина, стаскивая свободной рукой красную шапку.
— А какого ты звания? — продолжал герцог.
— Я в звании палача города Парижа.
Герцог побледнел как полотно и, отдернув руку, словно от раскаленного железа, отступил назад. Жан Бургундский перед лицом всего Парижа сам выбрал это крыльцо постаментом сговора — сговора самого могущественного принца христианского мира с палачом.
— Палач, — глухим, дрожащим голосом произнес герцог, — отправляйся в Шатле, там для тебя найдется работа.