…Владу же обманул отец ее. Хотел спасти родную кровь любой ценой. Вот и соврал, мол, не бойся, дочка, то простой набег, сколько таких было и сколько будет! А мне вот твоя помощь срочно потребна, в дальнем лесном краю целебных трав набрать, о каких я тебе еще и рассказать не успел — врачевать раненых, когда муж твой вернется с победой.
Поверила ему Влада, не простилась с Воем, не проводила его, не сказала заветных слов; а отец, скрыв дочь в глухой сторожке, обернулся филином и полетел туда, где встало, принимая последний бой, войско росков. Видел старик, как пали почти все воины, как сам Вой бился до последнего, пока не упал, пронзенный множеством стрел.
Отвел тогда глаза находникам Воев тесть, не то змеей проскользнул, не то филином пролетел — неведомо как, но оказался подле раненого князя и, покуда еще кипел вокруг бой, вынес зятя, втащил на ближайший курган, что подле кальмейского берега.
Непрост был князь, нелегко было исторгнуть из него жизнь. Но без того, что ведал отец Влады, настал бы ему конец.
Очнулся Вой и видит вокруг себя мертвое поле и верных кметей, оставшихся на нем без погребения; и почувствовал князь, что словно вновь вонзаются в него все до одной степные стрелы.
Попытался он встать, повернулся, увидал зарево и спрашивает князь у тестя своего: что за огни такие в ночи, отчего светло, словно днем? Отвернулся старик и ничего не ответил, а Вой, приподнявшись, взглянул и понял: пылают леса на севере, горит роскская земля, пеплом распадаются грады, гибнут в огне последние защитники рода, а вместе с ними — и жены, и малые детишки, и старики, хранители памяти.
Высоко взвилось то пламя, и ощутил Вой, что горит он сам в нем. И не только поранившие его стрелы чувствовал князь, но каждый удар, что падал сейчас на людей его языка. Каждый раз, когда умирая роск, страшно вскрикивая Вой, и от криков его бежала даже нечисть.
Пытался успокоить зятя отец Влады, но не слушал Вой ничего и не видел.
Случилось так, что спешил вдоль Кальмея отставший вражий отряд, услыхал княжий крик и едва не разбежался, охваченный страхом; но был среди них один старый ведун, и сумел он ободрить воинов. Приступили они к кургану, где лежал раненый князь, но Вой их даже не заметил. За лесами умирали его роски, а он ничего не мог сделать.
И тогда в последний раз закричал князь, да так, что даже тесть его устрашился. Встал Вой, пошатываясь и глядя на озаренное пожарами небо; кровь текла, не останавливаясь, из княжьих ран, но тут вдруг начала каменеть, оборачиваясь красноватым гранитом. Не раны чувствовал князь, не от них страдал — от бессилия и горя, от боли за родную землю. И от нее, от этой боли, становился Вой камнем. Тут враги наконец добрались до вершины, принялись рубить Воя саблями, тыкать в него копьями, но только затупили клинки да согнули оголовки.