— Ведаю, княже. Сын Господний мне сон послал. Не словеса словесить надо, а мечи точить да копья вострить.
— С такой-то силушкой — неужто ты в Лавре останешься?
— Останусь? Зачем обидное говоришь, княже? — Инок даже отвернулся. — Владыка Петр уже знает.
— Знает? Что знает?
— Что быть битве. — Предслав спокойно облокотился на жалобно скрипнувший венец. — И что мне там быть Длань велит.
Казалось, князь хотел сказать что-то еще, но сдержался. Твереничи шагали к воротам, однако спиной и затылком Обольянинов по-прежнему чувствовал взгляд инока — спокойный, умиротвореный, словно Никита-Предслав и впрямь точно знал, что и где ему предстоит сделать.
И не только знал, но и ничуть не сомневался ни в том, что это сделать надо, ни в том, что он сможет.
1
Возвращение в Тверень получилось невеселым.
Для начала обрушился мост. Ни с того ни с сего, надежный и прочный мост на выезде из Лавры. Заскрипел вдруг и пошатнулся, едва только на него вступили первые из конных твереничей. Спасибо Длани-Хранительнице, успели подать назад, никто не погиб, никого не завалило. Кинулись искать злоумышленников — однако нет, не подпилены столбы оказались, не подрыты. Просто надломились. Почему, отчего — кто ведает?
Прибежал отец-эконом, да только руками развел.
Делать нечего, пришлось возвращаться.
Среди тех, кто первыми бросился починять рухнувшее строение, Обольянинов заметил инока Никиту. Тот спокойно шагал, однако шаг его оказывался мало что не быстрее бега иных трудников.
В Лавре князь Арсений закрылся с митрополитом. О чем они говорили добрых полдня, никто так и не узнал, даже ближние бояре, но вышедший провожать твереничей владыка роскский казался темнее ночи..
…Однако исправили мост трудники, и твереничи выступили наконец домой. Ехали, повесив головы, и, словно отвечая мрачным мыслям путников, испортилась погода. Ясные морозные дни сменились хмарью и ненастьем, над лесами, градами и реками завывали студеные ветры, низкие тучи щедро сыпали снегом на оцепеневшую землю.
Княжий поезд поневоле тащился медленно, увязая в быстро наметаемом снегу — даже речной лед перестал быть надежной дорогой. По ночам сквозь метель пробивался волчий вой, упорно преследовавший тверенский отряд.
Дорогой бояре спорили, князь отмалчивался, все больше ехал впереди, в сопровождении лишь одного Орелика. Начальник старшей дружины не нарушал покой князя — в отличие от друзей-советников, а Арсению Юрьевичу, похоже, сейчас хотелось именно тишины.
— Молчит… — проворчал Олег Творимирович, в очередной раз безуспешно попытавшийся подъехать к князю. — Мол, домой вернемся, там и станем решать, а сейчас помолчать хочу.