Глядя, как Беатрис играет в мяч с Альфи, Джемайма надеялась, что у ее золовки хватит смелости освободиться от контроля своей мачехи и остаться в замке.
Почти через час к ним присоединился Алехандро. На нем были легкие хлопчатобумажные брюки и такая же рубашка с закатанными рукавами. Встретив взгляд золотистых глаз, Джемайма покраснела, вспоминая интимные моменты прошлой ночи. Альфи просиял, увидев отца, и бросил ему мяч. Беатрис извинилась и ушла, сказав, что ей нужно помочь собраться донье Гортензии.
Джемайма сумела придержать свое любопытство, пока Алехандро и Альфи дурачились с мячом. Когда они вдоволь наигрались, Алехандро предложил спуститься к озеру, а потом прокатиться на машине.
— Я и не знала, что донья Гортензия твоя приемная мать!
Алехандро сжал губы:
— Она единственная мать, которую я помню. Моя родная мать умерла вскоре после моего рождения.
— Представляю, какая это была потеря для твоего отца, — тихо проговорила Джемайма.
Алехандро хмыкнул:
— Не прошло и полгода после ее смерти, как он снова женился. Гортензия, а не моя мать была любовью его жизни! Он благословлял землю, на которую она ступала, и чуть не довел всех нас до банкротства, стараясь всегда давать ей самое лучшее.
Теперь Джемайма не была так уж уверена насчет его безмятежного детства.
— Они были счастливы?
— Он был счастлив, но она… Не думаю, что она когда-нибудь чувствовала себя удовлетворенной. Отец очень беспокоился о Гортензии и, когда умирал, просил меня и Беатрис всегда относиться к ней как к родной матери. Это было его последним желанием. До сегодняшнего дня мне не приходило в голову, что, во всем потакая ей, я поступаю нечестно по отношению к тебе.
— Почему сегодня? — спросила Джемайма. — Что случилось сегодня?
— Разве ты не сказала, как она обращалась с тобой? Тебе следовало сказать мне об этом раньше. — Тон его голоса был скорее озабоченным, чем укоризненным — Это твой дом, и как моя жена ты имеешь право быть тут хозяйкой.
— Я не уверена, что справилась бы с такой ответственностью, — просто сказала Джемайма, желая в тот момент только одного — не добавлять лишнего груза на его плечи.
Его лицо стало жестче.
— Но у тебя просто не было возможности попробовать! Если бы Гортензия не допекала тебя своим высокомерным презрением, думаю, ты прекрасно бы справилась.
— Это тебе Беатрис сказала? — спросила Джемайма, глядя на озеро под ними, поблескивающее сквозь серебристую листву оливковой рощи, словно зеркало, лежащее в долине.
Лицо Алехандро помрачнело.
— Она могла бы вообще ничего не говорить. То, что моя мачеха сказала о тебе сегодня, было вполне достаточным, чтобы понять, как она обращалась с тобой раньше. Единственно возможное решение — она должна уехать.