В конце двора стояли несколько групп людей: все они имели какой-то помятый, невыспанный вид. Все они были взрослые, обросшие, потрепанные. При их виде Цанка окончательно потерял в себе уверенность, он не знал, что ему делать, как быть, и вообще зачем он сюда пришел.
Долго он стоял, смотрел в сторону опохмеляющихся людей. Почему-то все они ему казались похожими друг на друга, хотя они были одеты по-разному и в них было много отличительных признаков. Все равно для молодого Арачаева они были все на одно лицо.
В это время один из алкашей отделился от собутыльников и, закуривая самокрутку, двинулся в сторону Цанка. Когда они поравнялись, Арачаев жестом остановил его и спросил на чеченском:
— Вы не знаете, кто здесь Батык?
Почему-то ему хотелось услышать в ответ, что его здесь нет. Вместо этого он услышал незнакомую речь на русском языке. Цанка не знал русского, это показалось ему спасительным. Он хотел развернуться и уйти, когда его кто-то окликнул на чеченском.
— Жим къонах,[63] тебе кого?
Цанка обернулся и увидел, что недалеко стоит коренастый, плотный мужчина, средних лет, с черной, давно небритой щетиной, с темными, исподлобья глядящими острыми глазами и сросшимися густыми бровями.
— Мне нужен Батык, — сказал невнятно Цанка, и ему самому свой голос показался жалким и тихим.
— Иди сюда… Я Батык, что тебе надо? Ты наверно от Ислама? — развязно сказал здоровяк.
— Ты Батык? — еще более слабым голосом спросил удивленный Цанка.
Он до конца представлял себе Батыка каким-то доходягой, пьяницей, а перед ним стоял цветущий здоровьем крепыш.
— Так ты Батык? — вновь переспросил Цанка.
— Да, я. Что тебе надо? Ты от кого? — плотно подошел здоровяк к Цанку, обдавая его запахом спиртного.
— Я, я, — замялся Цанка, и наконец еле выговорил: — У меня к тебе дело.
— Говори, — бесцеремонно сказал Батык, достал из кармана пачку дорогих папирос, демонстративно закурил.
Цанка еле удержался от соблазна попросить закурить.
— У меня одно дело, — вновь затараторил скороговоркой Цанка, он чувствовал, как предательски срывается его тонкий голос, как беспомощно дрожат руки. — Дело такое… — продолжил он, замолчал в волнении, и наконец еле выдавил: — Нельзя нам отойти в сторону?
Батык глубоко затянулся, изучающим взглядом с ног до головы прошелся своими острыми, сощуренными глазами и, выдыхая едкий дым в лицо Цанка, сказал:
— Ну пошли отойдем, раз дело такое.
Они прошли по двору, завернули за угол разрушенного ангара. Батык шел уверенно, твердо на своих мощных, коротких, кривых в коленях ногах, за ним еле плелся долговязый Цанка. Его широченные, доставшиеся от отца штаны свободно болтались на тонких, как спички, ногах.