Колизей. «Идущие на смерть» (Гарда) - страница 2

А тут еще негодяй Рутилий, который (из достоверных источников точно известно!) презирает бои с животными, с ухмылкой заявил, что принцепс ждет доселе невиданного зрелища! Ну что он может показать такого, чего еще не было на арене?

Ланиста даже застонал от досады. Со львами его венаторы дрались, с дикими кабанами дрались, даже носорога один раз привезли, хоть он и передавил по дороге кучу рабов. Чтобы покрыть убытки, понесенные торговцами, поставляющими зверей для римских арен, тогдашнему эдитору пришлось выплатить обществу «Таврески» немалую премию, которую он до сих пор припоминает Федрине.

Так, что дальше? Леопарды из Африки были, медведи были, страусы были. Быков на арене вообще как на дворняге блох. Бегемотов и крокодилов еще Марк Эмилий Скавр выставлял больше сотни лет назад. Сейчас, вон, по случаю привезли два десятка невероятного размера псов откуда-то с севера, то ли из Британии, то ли еще откуда подальше…

Ну и что он с этими исчадиями ада может эдакого придумать? Может, его парней безоружными против них выпустить? Нет, не пойдет – псы их в момент загрызут. Шутка ли – кобели размером с теленка! А может натравить волкодавов на медведей или львов? Тоже не славно – недавно на торжествах, посвященных вступлению Домициана – младшего брата принцепса – в консульскую должность уже было подобное. Да Тит его за это в каменоломнях сгноит! Далеко пойдет венценосный выскочка: еще недавно его папашу, до того как тот стал божественным Веспасианом, «ослятником» дразнили, а теперь благодаря Фортуне и преданным легионам ишь как вознесся! Цезарь, принцепс, император, Великий Понтифик, Отец Отечества! Язык сломаешь, храни его боги от всякой напасти!

Углубившись в размышления о политике, ланиста так разволновался, что начал что-то бурчать себе под нос, размахивая руками, словно обуянный Манией, и не обратил внимания, как над головой распахнулось окно одного из доходных домов, изуродовавших в последнее время городской пейзаж. Раздался предостерегающий крик раба – но было уже поздно, и на голову Федрине с третьего этажа обрушился поток помоев, выплеснутых прямо на мостовую нерадивой кухаркой, не желавшей дожидаться ночи.

Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения ланисты, тем более что стоящие рядом горожане залились дружным смехом, тыкая пальцами в тучного господина, мгновение назад вызывавшего осторожное почтение нарядной одеждой и странными манерами, а теперь похожего на деревенского дурачка, возомнившего себя Церерой. Смахнув с парадной тоги ошметки капусты, свеклы и прочей дряни, превратившей его платье в грязную тряпку, ланиста воздел руки к небу и разразился такой замысловатой руганью, что стоящие у дома напротив нищие мальчишки восторженно затихли, разинув рты.