— А почему у вас нет своих детей? — вдруг спрашивает Арсений.
— Потому, — усмехается дядя, — а ты мне язык не заговаривай. Готово?
— Да.
Дядя надевает очки и читает упражнение, написанное Арсением, попутно бормоча:
— Многие великие люди говорили и творили на французском. Дюма — это далеко не единственный знаменитый писатель и, возможно, не самый лучший. Это очень изящный и певучий язык. А почему ты начал его изучать? У вас в школе есть кружок?
— Мама хочет, чтобы я его знал. Хочет, чтобы я дипломатом стал.
— А что, дипломат — хорошая профессия. А то, что мама хочет, а не ты, это плохо. Ты должен сам себе выбирать занятия.
Арсению остается только вздыхать. Кто же виноват, что ему ничего не нравится, все скучно. Он пробовал и плавание, и фехтование… Потом мама предложила французский, и он согласился на свою голову.
— Хорошо, упражнение ты выполнил неплохо, но невнимательно кое-где. Ну, давай начнем разбирать текст.
Арсению скучно, но он чувствует силу, исходящую от дяди, силу, которой надо подчиняться, хочешь или нет. Это не мама, которую можно обмануть и сбежать на улицу. Он нехотя придвигается к столу, шелестит страницами старого учебника, пожелтевшего от времени, и лениво переводит стандартные «Жан уехал на каникулы», «Элен помогает матери на кухне»…
Стрелки часов движутся невыносимо медленно, но в конце концов побеждают, дяде нужно идти…
В следующий раз дядя приходит через неделю, и тут выясняется, что Арсений не знает неправильных глаголов.
Дядя нервно водит карандашом по бумаге, сердится, хмурит брови.
Арсений отвечает, и опять невпопад, неправильно, и вопросительно смотрит на учителя; ему еще скучнее, чем в прошлый раз.
Вдруг дядя делает нечто невероятное с точки зрения Арсения — на очередной неверный ответ он пребольно ударяет его линейкой по пальцам.
— Вы чего? Мама не разрешает меня бить, — взвизгивает пораженный Арсений, на глазах у него моментально наворачиваются слезы обиды. К нему пальцем не прикасаются с самого рождения, наоборот, только превозносят и сдувают пылинки, поэтому он удивился бы меньше, если бы земля перевернулась прямо у него перед носом. — Разве вы не знаете, что детей нельзя бить? — всхлипывая, говорит он.
— Это почему же? Еще как можно, — усмехается дядя, — почему ты не выучил?
Арсений дует на ушибленную руку.
— Что, так больно? — как будто сочувственно интересуется дядя и неожиданно добавляет: — А будет еще больнее.
— Я все маме расскажу.
— А она знает, что ты куришь на улице? Она курить тебе тоже разрешает, мерзкий мальчишка? — кричит вдруг дядя, и Арсений мертвеет от страха.