Он прекратил свои бесполезные поиски и отказался от них с фатализмом истинного варвара. Теперь настало время изобрести какой-нибудь план. Нахмурив лоб и сдвинув брови, он размышлял, тревожно поглядывая на темнеющую степь. Угловатые башни Яралета с плоскими крышами, массивные и черные, вырисовывались на фоне умирающего заката. Тот, кто сражался под стягом короля Илдиза, не может надеяться найти там приют. Но поблизости не было никакого другого города, ни друга, ни врага. А столица Илдиза Аграпур — в сотнях миль южнее…
Погруженный в свои мысли, он не замечал приближения крупной черной фигуры, пока, наконец, до его ушей не донеслось слабое, почти дрожащее ржание. Он резко повернулся, не забывая при этом о раненой ноге, и угрожающе поднял меч. Усмехаясь, он опустил оружие, когда увидел, кто стоит перед ним.
— Кром! Ты меня здорово напугала! Так я не один тут остался в живых, а?
Конан с облегчением рассмеялся.
Большая вороная кобыла стояла, дрожа, перед варваром и смотрела на него испуганными глазами. Это была лошадь генерала Бакры, который сейчас лежал в луже крови мертвый где-то на этом поле битвы.
Животное снова заржало, услышав приветливый голос. Хотя Конан был невеликий знаток лошадей, но он все же видел, что кобыла была полностью разбита. Дышала она хрипло, шкура блестела от пота, длинные ноги дрожали от усталости. Дьявольские летучие мыши и на нее нагнали ужаса, мрачно подумал Конан. Он заговорил с ней ласковым голосом, попытался успокоить и осторожно подступал к ней все ближе, пока не смог погладить перепуганное животное и прогнать его страх.
На его далекой северной родине лошади были редки. Среди варваров киммерийских кланов, из которых он происходил, только по-настоящему богатые вожди владели лошадьми благородных кровей, либо же отважные воины, добывшие их себе в бою. Но, несмотря на неумение обращаться с этими животными, Конану удалось успокоить кобылу и забраться в седло. Он взял поводья и медленно поехал с поля битвы, ставшего теперь болотом чернильно-черной темноты в ночном мраке. Он сразу же почувствовал себя лучше. В седельных сумках были припасы, а имея сильную лошадь, он получал хороший шанс добраться до заморанских границ по пустынной тундре.
Тихий, мучительный стон донесся до его слуха.
Конан дернул поводья и остановился. Он недоверчиво осмотрелся по сторонам в глубокой темноте. По коже побежали мурашки от суеверного страха при этом таинственном звуке. Затем он пожал плечами и испустил проклятье.
Это вовсе не ночной призрак, не охотящийся пустынный гуль, это просто стон боли. И он означал, что на поле битвы был еще кто-то третий живой. А от живого можно ожидать, что он не ограблен.